кликай сюда!Афонина:
- Даша, насколько сложно было договориться об этом интервью, учитывая непростую обстановку вокруг Сирии?
Асламова:
- Да вообще-то это не я договаривалась, они меня сами нашли. Ситуация была очень любопытной. Дело в том, что пресс-служба президента Сирии немножко устала от однообразности интервью. Потому что либо приезжают западные корреспонденты, которые задают одни и те же вопросы: какие вы бомбы скидываете на Алеппо? Сколько у вас погибших детей? Либо приезжают русские журналисты, мужчины, которые, скажем так, деревенеют в кадре. И не получается контакта. Практически все они берут интервью только на русском языке. Возникла идея найти женщину, говорящую на английском, привлекательную и живую, эмоциональную, при этом политическую журналистку. Они искали меня долго, если честно. Они искали типаж, который подошел бы, долго. Потом они увидели мое интервью с Лавровым. И оно им страшно понравилось. Они решили: вот, это наш человек. Но еще четыре месяца они обсуждали мою кандидатуру, абсолютно все собрали обо мне, все сведения. И потом им очень понравился мой репортаж из Сирии. Я этому тоже удивилась. Потому что репортаж был достаточно критичный. Я думала, что как раз критика им не понравится. Они сказали: очень хорошо, что вы думающий человек, что вы видите проблемы. Нам это подходит. Я вообще находилась на отдыхе в Хорватии со своими друзьями. И, пока сидела в кафе, раздался звонок, мне сказали: вас беспокоят из пресс-офиса его превосходительства президента Сирии. В кафе стоял дикий гул, поскольку сидели пьяные люди. Я от растерянности переспросила: кто? Это из офиса его превосходительства президента Сирии. Мне пришлось выйти из кафе, потому что я вообще ничего не слышала и ничего не понимала. Я думала, что это какая-то шутка. Мне сказали: не могли бы вы прилететь в страну и сделать интервью с президентом? Я вижу, телефон сирийский, но думаю, что это странно.
И все пошло в очень быстром темпе. Буквально на следующий день мне прислали условия контракта, которые я ратифицировала. И буквально через неделю я уже летела в Сирию. Что меня поразило, что они на предварительных переговорах сказали, что мы хотим, чтобы вы были самой собой. Вы должны быть красивой, вы должны быть одеты так, как вы любите. Надевайте высокие каблуки. Будьте женщиной. Будьте самой собой. Нам не нужны вот эти замороженные мужчины в кадре.
Афонина:
- То есть никакого дресс-кода не было? Потому что некоторые журналисты сейчас начинают отвешивают едкие комментарии из серии: вы посмотрите, к президенту арабской республики она пришла с голыми руками, о, ужас!
Асламова:
- Напротив. Мне говорили: пожалуйста, надень свое самое красивое платье, мы пришлем к тебе визажиста и парикмахера. Ты должна быть красивой. Мы хотим видеть тебя красивой. Надень каблуки, будь женщиной. И в этом-то была фишка, в этом был смысл. Разговаривай свободно, ничего не бойся, у тебя все получится. У него замечательная команда, у президента, потому что они готовили меня целый день, они старались меня убедить быть именно самой собой. Они сказали: будь такой, какой ты была на интервью с Лавровым. Может быть, менее агрессивной, менее атакующей, но будь такой.
Афонина:
- А где проходило само интервью? Что это за помещение?
Асламова:
- Интервью проходило в президентском дворце. И тоже что было для меня совершенно потрясающим, господин Асад умеет дать человеку, женщине почувствовать себя королевой. Потому что, когда вы приходите в офис с известному человеку, не просто известному – президенту страны! – обычно вас встречает охрана, проверяет ваши вещи, потом какой-то секретарь ведет вас в какой-то офис, и вы видите человек. Так вот, все было организовано совершенно потрясающе. Как только моя машина тормозит перед дворцом, прямо из ворот навстречу мне, выходящей из машины, выходит президент. Я остолбенела. Это был настолько любезно с его стороны. Он встречал меня как женщину. Он счастлив видеть, женщина приехала, ее надо встретить сразу у дверей. Я даже не могла предположить этого. Я остолбенела. У него еще такая манера, он все узнает о людях, с которыми он встречается. Он обязательно хочет почувствовать человека перед интервью. И не сразу включаются камеры, а просто мы уходим вдвоем в кабинет и разговариваем о жизни. Кто мы, что мы. Чтобы почувствовать друг друга.
Поэтому, конечно, очень помогло то, что нам не понадобился переводчик. Потому что он очень хорошо говорит по-английски, для него это почти как родной язык. Он расспрашивал про все. Он знал, что у меня отец – поэт, например. Я была потрясена такой любезностью. Он спросил: сколько лет вашему папе? Я знаю, что он поэт. Чем он сейчас занимается? А как у вашей дочки с медициной? Это такая трудная профессия, я сам врач. Говорю: вот закончила третий курс. Нужно выбирать специальность. Я желаю ей успеха. Как ваш муж? Он старался понять, что я за человек. Он тратил на это свое время, чтобы я почувствовала себя легко. Мы действительно болтали так легко и весело, что, когда уже вошли в зал, то не было этой проблемы начать интервью, разговор. Поэтому он был очень свободным. Он необычайно раскрылся. Потому что я вижу, что он ценит в людях профессионализм. Мне потом передали благодарность от него за то, что это было, с его точки зрения, одно из лучших интервью, профессиональное, что он почувствовал мой интерес к Сирии. Ему это было важно, когда человек знает о Сирии, когда он был в ней, когда он ездил. Он действительно увлекся. Потому что интервью - было железно написано - 25 минут, на самом деле мы разговаривали почти час. Если бы не отчаянные знаки пресс-службы, я бы, наверное, еще могла говорить час. Потому что он говорил, он увлекся. Жалко, что, может, не все попало в текст. Потому что это огромное интервью получилось. Но это было действительно потрясающей.
Афонина:
- Какие моменты, которые не вошли в это интервью, для тебя наиболее важные? Какой основной вопросы ты хотела задать президенту? Наверняка за этот час общения были ключевые моменты, которые ты хотела выяснить?
Асламова:
- Сирия – это святое место для убийц, которые съезжаются со всего мира. Его удивило мое знание об этом, и он тоже поддержал эту тему. Он рассказывал, сколько наемников приезжает. О том, что эти люди стремятся в Сирию, потому что они намерены попасть в рай. Он рассказал о том, что Европа и Саудовская Аравия специально спонсируют медиа, которые ведут дикую пропаганду в Европе о том, что ты должен умереть в Сирии. Потому что, если ты убьешь как можно больше невинных людей в Сирии, ты сразу попадаешь в рай. Я была просто шокирована этими фактами. Это были вещи, которые я не знала. Меня поразила его фраза: «Это как в компьютерной игре. Ты убиваешь одного террориста, а на его месте вырастает десять. Потому что убить террориста – это не значит убить терроризм». О том, что ваххабизм – это главное зло, которое распространяется, спонсируется. И что пока не будет раздавлено это зло, пока не прекратится поток денег, который идет из Саудовской Аравии, который просто делает людей демонами, он даже говорит: мы не можем их обвинять в этом, они невежественны. Они выросли в Европе, эти наемники, это дети. Они не читают Коран, они не говорят по-арабски. И они едут с этой безумной мыслью, что мы должны сейчас умереть в апокалипсисе. И делает это Саудовская Аравия. Я даже не знала о том, что ему предлагали прямые сделки саудиты после того, как… они создали конфликт с помощью Америки, запустили его. И саудиты предложили сделку, что мы решаем твои проблемы, у тебя не будет никакой революции, а ты должен отвернуться от Ирана, сдать Иран, прекратить всяческие отношения. Потому что речь шла о ядерном досье Ирана. И мы решим твои проблемы. Эти проблемы были созданы саудитами с помощью американцев.
Я не знала о том, как зарождался ИГИЛ, я не знала, что «Исламское государство» существовало еще в 2006 году в Ираке. Это организация, запрещенная в России, уже тогда она была создана. И она была создана в тюрьмах, где сидели люди Саддама Хусейна, где сидели радикалы, которые сошлись на этой почве, на почве общей ненависти и создали эту организацию. И получили огромные деньги, спонсирование. Я не знала о том, что ИГИЛ получает колоссальные деньги, переманивает людей из «Ан-Нусры», из «Аль-Каиды», чтобы создать свой мощный кулак. Правда, сейчас денег меньше. Все-таки потоки обрезаются. Масса вещей об истории этого конфликта, как это все началось. Я не знала, что русские помогали с самого начала. Что сидели русские советники. Когда они увидели, что ситуация стала критической, он это прекрасно понимал, они сказали: тут выхода нет. Россия должна вмешаться, потому что… Люди сидели десятилетиями там – наши люди. Говорит: они жили с нами, они помогали нам.
Он вообще произвел на меня впечатление очень думающего, умного человека. С одной стороны, он твердый человек. С другой стороны, я не встречала человека с более пленительными манерами, скажем так. Это действительно обворожительный человек, который понимает людей, понимает их слабости и умеет дать им почувствовать свободными в его обществе.
Афонина:
- Он не производил впечатление человека немножко потерянного от того, что происходит в его стране? Ощущение слабости присутствовало?
Асламова:
- Нет, мне он показался твердым. Мягкий снаружи, твердый внутри. Скажем так.
Афонина:
- А супруга его присутствовала при этой встрече?
Асламова:
- Нет, не присутствовала. У него есть дети, у него прекрасная супруга. У них вообще прекрасная семья. И вообще я спрашивала: вы не сожалеете, что вот так повернулась резко судьба? Потому что вы планировали мирную жизнь, быть врачом. И вдруг погибает ваш старший брат, и вы становитесь президентом. Вы не жалеете о том, что так переменилась судьба? И какой огромный груз ответственности лег на ваши плечи. Он ответил совершенно твердо: нет. Потому что все мы дети, воспитанные в президентской семье, во-первых, приучены к ответственности. А во-вторых, мы были приучены к работе. Потому что я работал в клинике, я отвечал за здравоохранение. Мы привыкли к публичной жизни. И даже мысли не было ни у моей жены, ни у меня о том, что мы можем отказаться принять на себя этот груз ответственности. Он четко сказал, что если сирийский народ выберет меня, я буду продолжать. Это тот груз, который ты обязан нести. Он сказал: я не сожалею об этом. Да, мне пришлось нелегко, но я не сожалею об этом, о том, что случилось.
Афонина:
- Спасибо!
