Общая психология
Общая психология
Предметом психологии являются закономерные связи субъекта с природным и социокультурным миром, запечатленные в системе чувственных и умственных образов этого мира, мотивов, побуждающих действовать, а также в самих действиях, переживаниях своих отношений к другим людям и самому себе, в свойствах личности как ядра этой системы.
А. В. Петровский
А. В. Петровский
Re: Общая психология
Осталось всего ничего - дать определение вспомогательным терминам - субъекту, миру, личности, ну и так далее...)))Vadim писал(а):Предметом психологии являются закономерные связи субъекта с природным и социокультурным миром, запечатленные в системе чувственных и умственных образов этого мира, мотивов, побуждающих действовать, а также в самих действиях, переживаниях своих отношений к другим людям и самому себе, в свойствах личности как ядра этой системы.
А. В. Петровский
Но в целом надо согласиться с форумчанином Петровским и поддержать его разработки...
Re: Общая психология
Дорогу осилит идущий, Смит. Вам никто не мешает развернуть эти понятия, для того тема и открыта, приветствуется. )
Re: Общая психология
Эх... хотел плюсануть и не получилось...)))
Re: Общая психология
Вадим, а какого ты мнения о Юнге ?Коллективное бессознательное - понятие юнгианского психоанализа. Карл Юнг предложил его для обозначения особого класса психических явлений, которые в отличие от индивидуального (личного) бессознательного являются носителями опыта филогенетического развития человечества, передающегося по наследству через мозговые структуры. Содержанием коллективного бессознательного, по Юнгу, выступают архетипы - всеобщие априорные схемы поведения, которые в реальной жизни человека наполняются конкретным содержанием.
По мнению Юнга, существует не только бессознательное субъекта, но и семейное, родовое, национальное, расовое и коллективное бессознательное. Коллективное бессознательное несет в себе информацию психического мира всего общества, в то время как индивидуальное — информацию психического мира конкретного человека. В отличие от психоанализа, юнгианство рассматривает бессознательное как совокупность статичных паттернов, образцов поведения, которые являются врожденными и лишь нуждаются в актуализации. Так же бессознательное делится на латентные, временно неосознаваемые и подавленные, вытесненные за границы сознания процессы и состояния психики.
Психологи научной ориентации этим представлением К. Юнга не пользуются, поскольку оно не проверяемо: экспериментально ни доказать, ни опровергнуть его невозможно. В него можно либо верить, либо нет - как в Бога или Деда Мороза, в связи с чем к области научной психологии это понятие не относится. По мнению психологов научной ориентации, коллективное бессознательное - скорее красивый миф, придумка. И есть опасение, что придумка скорее вредная, нежели полезная, поскольку практика его использования говорит о том, что с его помощью обычно снимают с людей ответственность за их антисоциальное поведение. Серьезные исследователи вместо коллегивного бессознательного говорят о влиянии культуры, внутри которой мы рождаемся и пропиваемся которой каждый день
Re: Общая психология
Не верю. Ещё не всё пропито!Aivery писал(а):... и пропиваемся которой каждый день
Да, такова частная психология, но не наша до слёз общая...)))
- Radugnyi
- Психолог
- Сообщения: 31199
- Зарегистрирован: 28 апр 2015, 11:19
- Репутация: 14266
- Откуда: СССР
Re: Общая психология
КУЛЬТУРНО - ИСТОРИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ Л.С. ВЫГОТСКОГО.
Выготский Лев Семёнович (1896 - 1934) - выдающийся отечественный психолог, создатель культурно - исторической концепции развития ВПФ (высшие психические функции).
Начиная с работы "Исторический смысл психологического кризиса", Выготский приступил к анализу общих методологических проблем в психологии, в результате чего, ориентируясь на методологию марксизма, разработал учение о развитии ПФ в процессе опосредованного общением освоения индивидом ценностей культуры.
Данная концепция появилась на фоне споров о том, с каких позиций подходить к изучению человека. Среди разнообразных подходов доминировали два: биологический и идеальный.
Выготский показал, что человек обладает особым видом психических функций, которые полностью отсутствуют у животных. Эти функции (ВПФ) составляют высший уровень психики человека, обобщённо названный сознанием. Они формируются в ходе социального взаимодействия. То есть, ВПФ имеют социальную природу, при этом под ВПФ подразумевается: произвольная память, произвольное внимание, логическое мышление и др.
В концепции Выготского можно выделить три составных части:
1. "Человек и природа":
- при переходе от животных к человеку произошло кардинальное изменение отношений субъекта со средой, человек действует на природу и изменяет её;
- объяснения механизмов изменения природы со стороны человека. Этот механизм заключается в создании орудий труда, в развитии материального производства.
2. "Человек и его собственная психика".
- овладение природой не прошло бесследно для человека, он научился овладевать собственной психикой, у него появились ВПФ, выражающиеся в формах произвольной деятельности. Под ВПФ Выготский понимал способность человека заставить себя запомнить некоторый материал, обратить внимание на какой-либо предмет, организовать свою умственную деятельность.
- человек овладел своим поведением, как и природой, с помощью орудий, но орудий специальных - психологических. Эти орудия он назвал - знаками. Знаками Выготский называл искусственные средства, с помощью которых первобытный человек смог овладеть своим поведением, памятью и другими психическими процессами.
Знаки были предметны (узелок на память). Подобные знаки выступали в качестве дополнительных символов, содержательно связанных с трудовой операцией. Знаки - символы являлись пусковым механизмом для ВП процессов, то есть выступали в качестве психических орудий.
3. "Генетические аспекты ".
"Откуда берутся знаки?" Выготский исходил из того, что труд создал человека. В процессе труда происходило общение между его участниками с помощью специальных знаков, определяющих, что надо делать каждому из участников трудового процесса. Вполне вероятно, что первыми словами были приказы, обращённые к участникам трудового процесса. Но позднее в процессе деятельности человек стал обращать команды не на кого-нибудь, а на себя. В результате его внешнекомандной функции слова родилась его организующая функция. Так человек научился управлять своим поведением. Следовательно, возможность приказывать себе рождалась в процессе культурного развития человека.
Можно полагать, что сначала функции человека приказывающего и человека, исполняющего эти приказы, были разделены, и весь процесс был интерпсихологическим (межличностным). Затем эти отношения превратились в отношения с самим собой, т.е. интрапсихологические. Этот процесс Выготский назвал интериоризацией. В ходе интериоризации происходит превращение внешних средств - знаков (узелки, зарубки) во внутренние (образы, элементы внутренней речи).
В онтогенезе происходит то же самое. Сначала взрослый действует словом на ребёнка, побуждая его что-то сделать. Потом ребёнок перенимает способ общения и начинает словом воздействовать на взрослого. И, наконец, ребёнок начинает воздействовать словом на самого себя.
Т.О., в концепции Выготского можно выделить два фундаментальных положения:
1. ВПФ имеют опосредованную структуру.
2. Для процесса развития психики человека характерна интериоризация отношений управления и средств - знаков.
Главный вывод: человек принципиально отличается от животного тем, что овладел природой с помощью орудий. Это наложило отпечаток на его психику, - он научился овладевать собственными ВПФ. Для этого он тоже использует орудия, но орудия психологические. В качестве таких орудий выступают знаки или знаковые средства. Они имеют культурное происхождение, причём универсальный и наиболее типичной системой знаков является речь.
Следовательно, ВПФ человека отличаются от ПФ животных по своим свойствам, строению и происхождению: они произвольны, опосредованы, социальны.
Выготский Лев Семёнович (1896 - 1934) - выдающийся отечественный психолог, создатель культурно - исторической концепции развития ВПФ (высшие психические функции).
Начиная с работы "Исторический смысл психологического кризиса", Выготский приступил к анализу общих методологических проблем в психологии, в результате чего, ориентируясь на методологию марксизма, разработал учение о развитии ПФ в процессе опосредованного общением освоения индивидом ценностей культуры.
Данная концепция появилась на фоне споров о том, с каких позиций подходить к изучению человека. Среди разнообразных подходов доминировали два: биологический и идеальный.
Выготский показал, что человек обладает особым видом психических функций, которые полностью отсутствуют у животных. Эти функции (ВПФ) составляют высший уровень психики человека, обобщённо названный сознанием. Они формируются в ходе социального взаимодействия. То есть, ВПФ имеют социальную природу, при этом под ВПФ подразумевается: произвольная память, произвольное внимание, логическое мышление и др.
В концепции Выготского можно выделить три составных части:
1. "Человек и природа":
- при переходе от животных к человеку произошло кардинальное изменение отношений субъекта со средой, человек действует на природу и изменяет её;
- объяснения механизмов изменения природы со стороны человека. Этот механизм заключается в создании орудий труда, в развитии материального производства.
2. "Человек и его собственная психика".
- овладение природой не прошло бесследно для человека, он научился овладевать собственной психикой, у него появились ВПФ, выражающиеся в формах произвольной деятельности. Под ВПФ Выготский понимал способность человека заставить себя запомнить некоторый материал, обратить внимание на какой-либо предмет, организовать свою умственную деятельность.
- человек овладел своим поведением, как и природой, с помощью орудий, но орудий специальных - психологических. Эти орудия он назвал - знаками. Знаками Выготский называл искусственные средства, с помощью которых первобытный человек смог овладеть своим поведением, памятью и другими психическими процессами.
Знаки были предметны (узелок на память). Подобные знаки выступали в качестве дополнительных символов, содержательно связанных с трудовой операцией. Знаки - символы являлись пусковым механизмом для ВП процессов, то есть выступали в качестве психических орудий.
3. "Генетические аспекты ".
"Откуда берутся знаки?" Выготский исходил из того, что труд создал человека. В процессе труда происходило общение между его участниками с помощью специальных знаков, определяющих, что надо делать каждому из участников трудового процесса. Вполне вероятно, что первыми словами были приказы, обращённые к участникам трудового процесса. Но позднее в процессе деятельности человек стал обращать команды не на кого-нибудь, а на себя. В результате его внешнекомандной функции слова родилась его организующая функция. Так человек научился управлять своим поведением. Следовательно, возможность приказывать себе рождалась в процессе культурного развития человека.
Можно полагать, что сначала функции человека приказывающего и человека, исполняющего эти приказы, были разделены, и весь процесс был интерпсихологическим (межличностным). Затем эти отношения превратились в отношения с самим собой, т.е. интрапсихологические. Этот процесс Выготский назвал интериоризацией. В ходе интериоризации происходит превращение внешних средств - знаков (узелки, зарубки) во внутренние (образы, элементы внутренней речи).
В онтогенезе происходит то же самое. Сначала взрослый действует словом на ребёнка, побуждая его что-то сделать. Потом ребёнок перенимает способ общения и начинает словом воздействовать на взрослого. И, наконец, ребёнок начинает воздействовать словом на самого себя.
Т.О., в концепции Выготского можно выделить два фундаментальных положения:
1. ВПФ имеют опосредованную структуру.
2. Для процесса развития психики человека характерна интериоризация отношений управления и средств - знаков.
Главный вывод: человек принципиально отличается от животного тем, что овладел природой с помощью орудий. Это наложило отпечаток на его психику, - он научился овладевать собственными ВПФ. Для этого он тоже использует орудия, но орудия психологические. В качестве таких орудий выступают знаки или знаковые средства. Они имеют культурное происхождение, причём универсальный и наиболее типичной системой знаков является речь.
Следовательно, ВПФ человека отличаются от ПФ животных по своим свойствам, строению и происхождению: они произвольны, опосредованы, социальны.
"Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других." Вольтер
- Radugnyi
- Психолог
- Сообщения: 31199
- Зарегистрирован: 28 апр 2015, 11:19
- Репутация: 14266
- Откуда: СССР
Re: Общая психология
ПОТРЕБНОСТИ. КЛАССИФИКАЦИЯ ПОТРЕБНОСТЕЙ.
Потребность как нужда:
Д.Н. Узнадзе - потребность касается всего, что является нужным для организма, но чем в данный момент он не обладает.
К.К. Платонов - отношение между потребностью и нуждой - это отношение между отражённым и отражаемым.
В.С. Магуи, Ю.В. Шаров - потребности человека связаны не только с дефицитом, но и с избытком чего-то, вредного для нормального функционирования организма, и появляется потребность в ликвидации этого избытка.
А. Маслоу - называет "дефицитом" те потребности, неудовлетворение которых создаёт в организме "пустоты", они должны быть заполнены для сохранения здоровья организма. Устранения дефицита приводит к снятию напряжения, восстановлению гомеостаза, равновесию и защите, то есть самосохранению.
ПОТРЕБНОСТЬ КАК ПРЕДМЕТ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ НУЖДЫ:
В.Г. ЛЕЖНЕВ - если потребность не предполагает наличие хотя бы в общих чертах того, что её может удовлетворить, то просто нет и самой потребности как психологической реальности.
И.А. Джидарьян - одна и та же потребность может удовлетворяться разными средствами, которые правильнее рассматривать как цели.
ПОТРЕБНОСТЬ КАК ОТСУТСТВИЕ БЛАГА, КАК ЦЕННОСТЬ.
Магуи - потребность - состояние отсутствия блага.
ПОТРЕБНОСТЬ КАК НЕОБХОДИМОСТЬ.
Б.Ф. Ломов - объективная необходимость.
Додонов - это внутренняя программа жизнедеятельности индивида, отражающая с одной стороны зависимость от условий существования, с другой - необходимость этой программы для того, чтобы существовать.
Д.А. Леонтьев - потребность есть объективное отношение между субъектом и миром. П. определяется формой деятельности, в которой она реализуется.
ПОТРЕБНОСТЬ КАК СОСТОЯНИЕ.
П. - состояние напряжения.
П.- динамическое состояние данного момента конкретной личности, реальный процесс её жизни.
1. потребность тесно связана с нуждой
2. из потребности личности нельзя исключить потребностное состояние, отражающее возникновение нужды и служащие сигналом для человека о необходимости удовле-творения возникшего желания.
3. Возникновение потребности личности является механизмом, запускающим актив-ность человека на поиск и достижение цели, которая может удовлетворить эту по-требность.
4. Различают понятия "потребность организма" и "потребность личности".
КЛАССИФИКАЦИЯ ПОТРЕБНОСТЕЙ:
А.Н. Леонтьев: предметные и функциональные.
П.В. Симонов: витальные, социальные и идеальные.
А.В. Петровский: по происхождению (естественные и культурные);
По предмету (материальные и духовные).
Естественные - материальные; Культурные - материальные и духовные.
В.А. Крутецкий: естественные; духовные; социальные.
У. Макдауолл: потребность как инстинкт. Выделял готовые способы реагирования: пищедобывание, отвращение, сексуальность, страх, любознательность, покровительство и родительская опека, общение, самоутверждение, подчинение, гнев, призыв о помощи, создание, приобретательство, смех, комфорт, отдых и сон, бродяжничество (поиск новых впечатлений).
Г. Мюррей: психогенные потребности:
Агрессия, аффилиация, доминирование, достижение, защита, игра, избегание вреда, избегание неудачи, избегание обвинений, независимость, неприятие, осмысление, познание, помощь, покровительство, понимание, порядок, привлечение внимания к себе, признание, приобретение, противодействие, обучение, секс, созидание, бережливость, унижение.
Э. Фромм: потребность в связях с людьми, познания, потребность отождествления себя с классом, нацией, религией и т.д.
А. Маслоу: физиологические потребности, потребность в безопасности, принадлежность и любовь, уважение (почитание), познавательная потребность, эстетические потребности, самоактуализация.
Потребность как нужда:
Д.Н. Узнадзе - потребность касается всего, что является нужным для организма, но чем в данный момент он не обладает.
К.К. Платонов - отношение между потребностью и нуждой - это отношение между отражённым и отражаемым.
В.С. Магуи, Ю.В. Шаров - потребности человека связаны не только с дефицитом, но и с избытком чего-то, вредного для нормального функционирования организма, и появляется потребность в ликвидации этого избытка.
А. Маслоу - называет "дефицитом" те потребности, неудовлетворение которых создаёт в организме "пустоты", они должны быть заполнены для сохранения здоровья организма. Устранения дефицита приводит к снятию напряжения, восстановлению гомеостаза, равновесию и защите, то есть самосохранению.
ПОТРЕБНОСТЬ КАК ПРЕДМЕТ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ НУЖДЫ:
В.Г. ЛЕЖНЕВ - если потребность не предполагает наличие хотя бы в общих чертах того, что её может удовлетворить, то просто нет и самой потребности как психологической реальности.
И.А. Джидарьян - одна и та же потребность может удовлетворяться разными средствами, которые правильнее рассматривать как цели.
ПОТРЕБНОСТЬ КАК ОТСУТСТВИЕ БЛАГА, КАК ЦЕННОСТЬ.
Магуи - потребность - состояние отсутствия блага.
ПОТРЕБНОСТЬ КАК НЕОБХОДИМОСТЬ.
Б.Ф. Ломов - объективная необходимость.
Додонов - это внутренняя программа жизнедеятельности индивида, отражающая с одной стороны зависимость от условий существования, с другой - необходимость этой программы для того, чтобы существовать.
Д.А. Леонтьев - потребность есть объективное отношение между субъектом и миром. П. определяется формой деятельности, в которой она реализуется.
ПОТРЕБНОСТЬ КАК СОСТОЯНИЕ.
П. - состояние напряжения.
П.- динамическое состояние данного момента конкретной личности, реальный процесс её жизни.
1. потребность тесно связана с нуждой
2. из потребности личности нельзя исключить потребностное состояние, отражающее возникновение нужды и служащие сигналом для человека о необходимости удовле-творения возникшего желания.
3. Возникновение потребности личности является механизмом, запускающим актив-ность человека на поиск и достижение цели, которая может удовлетворить эту по-требность.
4. Различают понятия "потребность организма" и "потребность личности".
КЛАССИФИКАЦИЯ ПОТРЕБНОСТЕЙ:
А.Н. Леонтьев: предметные и функциональные.
П.В. Симонов: витальные, социальные и идеальные.
А.В. Петровский: по происхождению (естественные и культурные);
По предмету (материальные и духовные).
Естественные - материальные; Культурные - материальные и духовные.
В.А. Крутецкий: естественные; духовные; социальные.
У. Макдауолл: потребность как инстинкт. Выделял готовые способы реагирования: пищедобывание, отвращение, сексуальность, страх, любознательность, покровительство и родительская опека, общение, самоутверждение, подчинение, гнев, призыв о помощи, создание, приобретательство, смех, комфорт, отдых и сон, бродяжничество (поиск новых впечатлений).
Г. Мюррей: психогенные потребности:
Агрессия, аффилиация, доминирование, достижение, защита, игра, избегание вреда, избегание неудачи, избегание обвинений, независимость, неприятие, осмысление, познание, помощь, покровительство, понимание, порядок, привлечение внимания к себе, признание, приобретение, противодействие, обучение, секс, созидание, бережливость, унижение.
Э. Фромм: потребность в связях с людьми, познания, потребность отождествления себя с классом, нацией, религией и т.д.
А. Маслоу: физиологические потребности, потребность в безопасности, принадлежность и любовь, уважение (почитание), познавательная потребность, эстетические потребности, самоактуализация.
"Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других." Вольтер
- Radugnyi
- Психолог
- Сообщения: 31199
- Зарегистрирован: 28 апр 2015, 11:19
- Репутация: 14266
- Откуда: СССР
Re: Общая психология
А.Н.Леонтьев
Воля
Источник
От публикатора.
Публикуемый материал является хронологически одним из последних, если не последним, оригинальным научным текстом, принадлежащим А. Н. Леонтьеву. Он представляет собой «домашнюю лекцию», подготовленную по моей просьбе и прочитанную лично мне, его внуку, в 1978 г. Содержание лекции вряд ли требует специальных комментариев, поскольку она была рассчитана на слушателя, имеющего минимальную психологическую подготовку (я тогда был студентом 1-го курса ф-та психологии МГУ), и отличается предельно доступной формой изложения.
Поскольку А. Н. Леонтьев не посвятил специально проблеме воли ни одной из печатных работ или рукописей, данная лекция является единственным источником, позволяющим уяснить его взгляды на эту проблему.
Речь Алексея Николаевича была записана на магнитофон, незадолго до того подаренный ему на 75-летие. При подготовке стенограммы к печати была сделана лишь стилистическая правка, устранены повторы, а также опущены уточняющие вопросы и ответы на них, не добавляющие чего-либо к основному содержанию.
Д. А. Леонтьев
Рассказывать о психологии воли, особенно если нужно рассказывать очень коротко, затруднительно, как, впрочем, затруднительно коротко рассказывать и о многих других психологических процессах. Раньше приходится два слова сказать об истории самого понятия воли.
Воля издавна трактовалась как одна из первичных способностей (наряду с умом и чувством), т. е. никакой теории, никакого научного анализа воли нельзя было и предпринять. Так же когда-то говорили о теплороде: это некоторая первичная способность, которая находит свое выражение, но сущность ее нераскрываема, потому что она собственно сама себя и порождает; достаточно указать, что теплота порождается теплородом, и никаких дополнительных объяснений можно не привлекать. Применительно именно к воле переодетая теория способностей продолжает существовать до настоящего времени. Достаточно сказать, что даже Джемс, во времена которого уже накапливался большой фактический материал, велись опыты, производились измерения и было немало известно о методах психологического исследования, продолжал стоять на той позиции, что существуют некоторые особые акты. Он их называл актами fiat — «да будет!», используя известное библейское fiat lux — да будет свет и стал свет... Даже когда Джемс писал об идеомоторных движениях, или действиях, т. е. когда он рассматривал то очень важное положение, что возникновение идеи движения обязательно переходит в движение, он не оставлял идеи fiat, потому что для этого перехода нужно было иметь какую-то предпосылку, которую он и видел в далее неразложимой силе, этом самом знаменитом fiat.
Воля
Источник
От публикатора.
Публикуемый материал является хронологически одним из последних, если не последним, оригинальным научным текстом, принадлежащим А. Н. Леонтьеву. Он представляет собой «домашнюю лекцию», подготовленную по моей просьбе и прочитанную лично мне, его внуку, в 1978 г. Содержание лекции вряд ли требует специальных комментариев, поскольку она была рассчитана на слушателя, имеющего минимальную психологическую подготовку (я тогда был студентом 1-го курса ф-та психологии МГУ), и отличается предельно доступной формой изложения.
Поскольку А. Н. Леонтьев не посвятил специально проблеме воли ни одной из печатных работ или рукописей, данная лекция является единственным источником, позволяющим уяснить его взгляды на эту проблему.
Речь Алексея Николаевича была записана на магнитофон, незадолго до того подаренный ему на 75-летие. При подготовке стенограммы к печати была сделана лишь стилистическая правка, устранены повторы, а также опущены уточняющие вопросы и ответы на них, не добавляющие чего-либо к основному содержанию.
Д. А. Леонтьев
Рассказывать о психологии воли, особенно если нужно рассказывать очень коротко, затруднительно, как, впрочем, затруднительно коротко рассказывать и о многих других психологических процессах. Раньше приходится два слова сказать об истории самого понятия воли.
Воля издавна трактовалась как одна из первичных способностей (наряду с умом и чувством), т. е. никакой теории, никакого научного анализа воли нельзя было и предпринять. Так же когда-то говорили о теплороде: это некоторая первичная способность, которая находит свое выражение, но сущность ее нераскрываема, потому что она собственно сама себя и порождает; достаточно указать, что теплота порождается теплородом, и никаких дополнительных объяснений можно не привлекать. Применительно именно к воле переодетая теория способностей продолжает существовать до настоящего времени. Достаточно сказать, что даже Джемс, во времена которого уже накапливался большой фактический материал, велись опыты, производились измерения и было немало известно о методах психологического исследования, продолжал стоять на той позиции, что существуют некоторые особые акты. Он их называл актами fiat — «да будет!», используя известное библейское fiat lux — да будет свет и стал свет... Даже когда Джемс писал об идеомоторных движениях, или действиях, т. е. когда он рассматривал то очень важное положение, что возникновение идеи движения обязательно переходит в движение, он не оставлял идеи fiat, потому что для этого перехода нужно было иметь какую-то предпосылку, которую он и видел в далее неразложимой силе, этом самом знаменитом fiat.
Анализ воли все же начался. Стали обсуждать какие-то характеристики волевых процессов (я бы предпочел сказать — волевых действий) , которые отличали эти процессы или действия от других, неволевых. Это обычный шаг научного анализа. Нужно выделить особенности, специфику изучаемого. Вот здесь и началась большая и длинная история поиска этой специфики.
Прежде всего волевым актом по справедливости можно называть только действия или процессы целеподчиненные. Значит, волевые процессы (я предпочитаю говорить — волевые действия) противопоставляются и отличаются от всех тех процессов, которые не имеют признака целеподчиненности. Под целью понимается некоторый предполагаемый сознаваемый результат, к которому должно привести действие. И таким образом процессы как бы разделились на две группы: непроизвольные (к ним относятся автоматические, инстинктивные, импульсивные действия, т. е. действия по прямому побуждению, действия под влиянием аффекта, страсти) и преднамеренные, произвольные, т. е. целеподчиненные. Совершенно очевидно, что когда мы говорим о воле, то уже интуитивно всегда относим эти процессы к группе произвольных. (Правда, тут произошло некоторое смешение терминов, потому что произвольными стали называть также и некоторые движения, которые идут по схеме кольца. Например, термин «произвольные движения» стал сочетаться с описаниями классических опытов физиологов, опытов Павлова с собакой, которые проходили следующим образом: собаке поднимали лапу и затем подкрепляли, подкармливали. В результате собака сама поднимала лапу. Вроде произвольное действие... Конечно, тут нет произвольного действия, все остается рефлекторным.)
Но одного указания на целеподчиненность волевых действий недостаточно, потому что существует очень много действий, которые целе-направлены и в этом высоком смысле произвольны, но тем не менее никогда не называются и не могут быть названы волевыми на психологическом языке. И есть другие, тоже целенаправленные действия, которые явно выделяются нами из числа прочих, и к ним прикрепляется это имя — волевые. В классической марксистской традиции волевыми называют действия, подчиненные не только сознательной, но, более того, разумной цели, т. е. такой, которая не только сознается, но ставится как необходимая, разумная, и тогда, например, трудовая деятельность относится к волевой. Таким образом, в классических традициях марксизма воля имеет более широкое значение, чем то, которое придается этому термину в психологии. Поэтому в психология продолжаются поиски тех особенных примет, черт, признаков, отличающих именно волевые акты от неволевых.
Прежде всего среди этих признаков часто выделяется наличие выбора. Воля есть там и только там, где целеподчиненное действие происходит в условиях выбора между двумя или многими возможными действиями. Перед Спенсером стоит дилемма: либо ехать в Австралию, либо жениться и остаться в Англии. Спенсер принимает решение на основе изобретенной им «моральной арифметики»: обстоятельства отъезда, равно как и обстоятельства женитьбы и пребывания в Англии, он баллирует по каждому пункту, расценивая их каким-то количеством очков, затем сосчитывает очки. Выходит, что больше пунктов собирает решение ехать в Австралию. Он остается в Англии и женится. То же происходит с пасьянсом Безухова, который колеблется, уезжать ли ему, оставлять ли ему Москву вместе с войсками или оставаться в Москве, занимаемой Наполеоном. Он раскладывает пасьянс, получает ответ на вопрос и — делает наоборот. В связи с волей как выбором часто приводят ситуацию Буриданова осла. Даже есть остроумная мысль, которая состоит в том, что осел не обладает возможностью волевого действия и поэтому остается голодным между сеном и соломой, а человек умнее осла, и поэтому, не имея возможности разумно решать, он бросает жребий, а потом следует ему и, таким образом, не умирает от голода.
Итак, волевое действие — это действие, осуществляемое по выбору. Выбор есть признак волевого действия. Где нет выбора, там нет волевого действия. Если же мы говорим о выборе, то естественно ввести еще одно понятие — принятие решения. Волевой акт есть действие в условиях выбора, основанное на принятии решения. Вот вам и развернутая характеристика волевого действия. Тогда вся проблема переходит на проблему выбора — как он строится, на проблему принятия решения — как оно принимается и что это такое, а исследуя эти образующие волевого действия, тем самым мы изучаем и само волевое действие, по крайней мере в некотором приближении. Но трудность состоит в том, что ни первый, ни второй критерий не оказываются удовлетворительными. А примеры состоят в том, что осуществленный выбор не обеспечивает соответствующего ему действия (Спенсер сознательно выбрал поездку в Австралию, а фактически остался в Лондоне). Более того, есть ситуации, которые не предоставляют никакого выбора и тем не менее вызывают действие, очень ярко. выраженное и, бесспорно, всеми одинаково расцениваемое как волевое.
Ситуация очень простая — приказ командира. Выполнить чрезвычайно трудно и, как говорится, надо мобилизовать всю волю. Подняться в атаку и оторваться от земли очень трудно, но альтернативы нет. Она никогда не обсуждается, ее и нет. Действительно, нет альтернативы, выбора нет, нужно действовать и все. Выбор только мы присочиняем, психологически его нет, реально нет. Другая ситуация — наркомания. Очень большой, можно сказать, подвиг воли — бросить наркотик, но ведь разве пользованию наркотиком есть альтернатива? Нет, это не альтернатива, это то, что есть, что течет, не целеподчиненное, и вообще не действие. И вдруг появляется волевое действие, выкидывается коробка с сигаретами, или разбивается бутылка водки, или выбрасывается наркотик. Тем более не проходит вот это знаменитое принятие решения. Словом, выбор и принятие решения просто необязательные моменты, характеризующие волю.
А может быть обязательно наличие преодоления препятствий по пути к достижению цели, и когда препятствия нет, то действие неволевое? Если подниматься в атаку понарошку, а не в боевой обстановке (взял и поднялся, лежал, а теперь стою или бегу), никто не признает это действие волевым. Оно произвольное, целеподчиненное, может быть даже альтернативным (например, в условиях военной игры), но только не волевым в узком смысле, когда говорят: «человек волевой», или «требуется большая сила воли», или «это по-настоящему волевое действие». Если мы сказали, что мы удерживаем целенаправленность и знание дела, т. е. разумную целенаправленность, то тогда, естественно, нам надо искать только специфику. Мы можем допустить и колебания (что лучше — севрюжины или осетрины положить на тарелку?), и выбор. Но чего-то не хватает. Может, не хватает усилия?
Итак, третья характеристика — преодоление препятствий, т. е. наличие препятствий. Если действие совершается беспрепятственно, оно не может быть волевым, даже если оно с выбором и с принятием решения.
Прежде всего нужно сказать, что мы не можем думать только о внешнем препятствии. Внешнее препятствие нам ничего не дает. Известно, что тяжелые наркоманы способны преодолеть любые препятствия, чтобы получить наркотик, но это выражение не воли, а безволия. Известное правило психиатрических клиник, которые занимаются тяжелыми наркоманами,— не спускать с них глаз, они всегда найдут возможность раздобыть наркотик и разовьют для этой цели колоссальную энергию. Значит, внешнее препятствие отпадает.
Тут возникает еще другое осложнение. Волевые явления не всегда бывают действиями. Еще средневековые писатели описывали три рода волевых явлений. Первое — это фацера, т. е. действование; второе — это нон-фацера, недействование — очень тяжелое, оказывается, воздержание от действия. Например, я держу подразделение под артиллерийским обстрелом; очень трудно не бежать; и мне трудно, и подразделению трудно, но приходится. Или под бомбежкой стоять на крыше, в крышевом охранении, что делали почти все взрослые москвичи подходящего возраста. Свистит ведь в воздухе, хочется сбежать с чердака вниз — никто не бежит, держатся. И наконец, третье — самое тонкое, самое высокое — вати, что проще всего перевести как «терпение», но нельзя сказать, что это точнее всего. Это то, что очень интересный психолог, автор первой русской военной психологии генерал Драгомиров называл упругостью, которую он приписывал русским войскам как величайшее их качество: отступаем, но не ослабляем давления в сопротивлении, опять отступаем, но не ослабляем сопротивление. Это натягивающаяся резиновая нить. Еще неизвестно, когда ты ее дотянешь до некоторой величины, не откинет ли она тебя, как резинка из рогатки. Удержание известного спокойствия, если угодно, — это то, что называется психической упругостью.
Психическая упругость довольно картинно описывает саму суть дела. Значит, воля не всегда выражается в действии, и проблема еще более осложняется. Это и приводит к необходимости вести анализ, учитывая сразу возможность приписывать характеристику волевому процессу (акту) безотносительно к тому, в какой форме он происходит.
Вот еще небольшая иллюстрация к состоянию нон-фацера. Рассказывают, что некогда во времена инквизиции некий молодой итальянец был арестован, заключен в тюрьму, ему было предъявлено обвинение в тяжких грехах, и на основании этих обвинений итальянец был подвергнут пытке. Пытка в глазах святой инквизиции — это было своеобразное испытание на правоту или неправоту подозреваемого, обвиняемого. Предполагалось, что если человек не грешен, чист перед Богом, то он вытерпит любые пытки, не взяв на себя ложного признания, и тогда, если он вытерпит пытку, святая инквизиция объявляет его невиновным и не подвергает «казня без пролития крови», т. е. путем сжигания на костре. И вот бедный итальянец был подвергнут ужасным пыткам; сидели секретарь инквизиции и инквизитор, который вел допрос. И допрос ничего не дал: итальянец ни в чем не признал себя виновным. Когда пытка кончилась и инквизитор объявил решение признать этого итальянца невиновным, а тюремщики стали расковывать и освобождать узника, то инквизитор, обратившись к ранее обвиняемому, а теперь реабилитированному молодому итальянцу спросил: «Ты не вымолвил ни одного слова признания, но я слышал, как уста твои шептали «Я вижу тебя» (io te vedo). He иначе, как сама святая дева являлась тебе и укрепляла тебя на то, чтобы перенести жестокие пытки». «Ваше святейшество, — отвечал бывший теперь уже узник, — перед моими глазами мне действительно являлось нечто, но это нечто было тем костром, на котором вы сожгли бы меня, вырвись у меня хоть одно слово признания».
Такая ситуация в проблеме воли привела меня к необходимости предпринять некоторый независимый анализ. Прежде всего я отказался от разыскания в отношении очень сложных форм, таких, как внутренние акты, внутренние поступки, воздержание от действия, вытерпливание и т. д., и решил возвратиться к обыкновенному внешнему действию, рассмотрев аналитически возможности его характеристики в условиях обычного анализа, который теперь часто называют анализом, в основании которого лежит так называемый деятельностный подход. Представим себе обыкновенное волевое, т. е. целенаправленное, действие. За целью лежит мотив в соответствии с общим положением, которое называют деятельностным подходом в психологии. И тогда легко представить себе очень простую схематическую картину. За целью (указанной кем-то или самим собой) может лежать положительный мотив. Тогда действие происходит и энергетически (т. е. по затраченному времени, силе, объему работы, который надо провести) находится в известном соотношении с силой мотивации, точнее — мотива. Оно идет и не попадает в категорию волевых. Можно представить себе обратную картину: за целью лежит отрицательный мотив — неделания, и тогда действие просто не идет. Простая альтернатива: положительный мотив — действие идет, отрицательный мотив — действие не идет. Проще быть не может.
Но дело все в том, что действия всегда — это надо запомнить — полимотивированы. Когда я осуществляю какое-нибудь действие, то я вступаю в отношения не только к одному, а к нескольким предметам, которые сами по себе могут выступать как мотивы. Будем рассматривать как простейший случай полимотивированности наличие двух мотивов (на самом деле можем иметь в виду три, сколько угодно, это не играет роли в схематическом анализе). Опять возьмем банальный случай — оба мотива положительные. Действие идет. Рассмотрим второй случай — оба мотива отрицательные. Действие не пойдет нипочем. Зачем ему идти? А теперь рассмотрим такой вариант: один мотив положительный, а другой — отрицательный. Возникает ситуация поступка. Это уже не просто действие. Это волевое действие. При этом совершенно все равно, осознаются ли оба мотива, осознается только один или оба не осознаются. Важно, чтобы эти мотивы были. В ситуации экзамена я нахожусь в двояком отношении: к своим профессиональным обязанностям (к своему долгу) и к экзаменующемуся. Экзаменуя, я не могу не иметь дела с экзаменующимся, но я также не могу не иметь дела с программой, требованием. Что возникает? Возникает отвратительная ситуация. Я не могу поставить четверку, потому что никакой четверки в ответе нет, и я не могу поставить тройку, потому что этим я лишаю стипендии человека, явно в ней очень нуждающегося. Какое бы решение я ни принял и что бы я ни сделал в этих условиях, поведение (действие) будет волевым: я поставил все-таки тройку... или я все-таки поставил четверку... Итак, волевое действие есть действие, осуществляющееся в условиях полимотивации, когда различные мотивы имеют различные аффективные знаки, т. е. одни являются положительными, а другие — отрицательными. Вот, собственно, первое определение, грубое, недостаточно развитое, указывающее лишь на общее свойство, на общий подход к проблеме.
Принимая эту формулу, мы не требуем обязательности осознания мотивов. Но мы не требуем еще и другого: мы не требуем характеристики этих мотивов, а эту характеристику надо требовать. Почему же все-таки человек действует так, а не иначе? Почему он не может попросту бросить жребий или нипочем не хочет его бросать? Если мне предложат поставить тройку или четверку по жребию, я буду скорее прислушиваться к себе, к тому, что во мне происходит. Во мне происходит какой-то процесс, это и есть воля — процесс внутренний, очень тонкий и очень сложный. Это каркас, на который я натягиваю свой анализ, грубая схема, векторное сложение мотивов, самое вульгарное, кстати. Потому что они вступают друг с другом в очень сложные отношения. Значит, проникновение в проблему воли потребовало от нас проникновения в мотивационную сферу личности, вот почему воля — глубоко личностный процесс. И если мы не рассмотрим отношения, которые возникают внутри сознания, порождаясь его развитием, если мы не рассмотрим эти внутренние процессы как самопорождающиеся, мы не сможем решить проблему воли. Значит, нужно вести дальше анализ и по гораздо более сложным и трудным путям. Кое-какие шаги в этом отношении сделаны.
Итак, мы пришли к некоторой схеме всякого действия, которое может быть названо волевым. Еще раз эта схема: действие реализует объективно два разных отношения, т. е. осуществляет две различные деятельности, следовательно, подчиняется двум различным мотивам. В случае, когда один из этих мотивов является отрицательно эмоционально окрашенным, а другой, напротив, положительно, то возникает ситуация, типичная для осуществляющегося волевого действия. Если оба мотива являются положительными, то действие идет, но выпадает из категории волевых. То же самое с отрицательными мотивами, действие просто не идет, его нет. Безусловно, можно определить, что всякий мотив имеет положительную или отрицательную окраску; безоговорочно, существуют такие альтернативы, по которым их можно расклассифицировать. Простой критерий состоит в том, что если нет другого мотива, а действие идет, значит есть положительный мотив; если действие не идет, то мотив отрицательный или вообще не мотив. Таким образом, всегда есть критерий очень жесткий: имеет ли данный мотив побудительную силу? Если он ее не имеет, тогда это не мотив. Либо он имеет положительную побудительную силу — действовать, либо побудительную силу отрицательную — не действовать. Если передо мной пламень жаровни или свечи, то действие поднесения руки в обычных условиях не совершается, наоборот, есть тенденция к ее отдергиванию, а в случае с Муцием Сцеволой, напротив, действие идет, потому что тогда есть, будем говорить, супер-мотив (я вношу условный термин, никакого терминологического значения не придавая) и получается типичное волевое действие.
Теперь о проверке предположения, которое можно в связи с этим высказать. Сосуществование двух мотивов, т. е. включенность действия в две различные деятельности (а это означает два различных отношения к миру, к предмету потребности, т. е. к мотиву), имеет в качестве своей характерной черты разные уровни, на которых строится действие, осуществляющее оба отношения. Надо развести эти уровни и придумать такую экспериментальную схему, которая могла бы быть предметом исследования. Вот о такой схеме я и расскажу сейчас.
Эксперимент, о котором я сейчас расскажу, был мной проведен в составе бригады исследователей еще за несколько лет до войны в процессе решения некоторых актуальных вопросов парашютизма. Мы получили просьбу, которая шла через Всесоюзный институт экспериментальной медицины (ВИЭМ), провести исследование парашютных прыжков. Речь шла о прыжках с парашютной вышки, которая существовала и существует до сих пор в Парке культуры и отдыха. Высота этой вышки — это высота крыши примерно семиэтажного дома. Человек поднимался на нее, к нему пристегивалась так называемая система, т. е. то, что связывает прыгающего с самим куполом парашюта, а затем ему предлагали сделать шаг вперед с площадки этой башни, т. е. шагнуть, так сказать, с седьмого этажа в пространство. Надо сказать, что иногда эти прыжки шли хорошо и гладко, иногда возникали известные трудности — человек отказывался прыгать. На парашютной вышке отказы практически были очень редки. Нас заинтересовал вопрос о том, почему, во-первых, эти случаи достаточно редки; во-вторых, с чем они связаны? Первое объяснить очень просто. Вышка представлялась посетителям парка как аттракцион. Надо было заплатить рубль, получить билет, пройти в основание вышки, надеть систему, подняться с этой системой наверх, а затем процесс шел так: прыгающего быстро подводили к барьеру, подстегивали большим карабином систему к парашютному куполу, затем открывали барьер и инструктор подавал команду: «Не надо прыгать, сделайте просто шаг вперед» и, по нашим наблюдениям, чуть-чуть подталкивал на этот шаг в физическом смысле. Прыжок завершался легким возбуждением и чувством удовлетворения.
Мы наблюдали эти прыжки. Я обыкновенно с фотоаппаратом сидел на барьере рядом с открывающейся частью его и смотрел, таким образом, в профиль. Затем мы несколько изменили ситуацию. Вместо инструктора поставили своего человека и видоизменили обстановку следующим образом. После того, как очередной посетитель приходил на эту вышку, барьер был уже открыт. Его приглашали подойти к краю, будем говорить условно, пропасти... «Инструктор» постукивал карабином по кольцу системы, как бы делая вид, что сразу он не пристегивается. Уходили секундочки, во время которых этот мнимый инструктор вел разговор примерно на такую тему: «А вот интересно, там внизу собака выбежала прямо сюда, на площадку». И испытуемый, естественно, смотрел вниз. А затем инструктор отступал на полшага и говорил: «Не надо прыгать, вы просто сделайте шаг вон туда, вниз. Это безопасно, потому что парашют уже сбалансирован и вы плавно опуститесь вниз». Вот здесь оказалось, что отказы во много раз участились.
Тогда мы продвинулись еще на один шаг вперед: последнюю доску пола, на которой стоял испытуемый, сделали подвижной и установили под ней скрытые датчики, так что смещение центра тяжести человеческого тела фиксировалось. И тогда получили один довольно любопытный феномен — феномен обратного толчка, как мы его условно назвали. Оказалось, что после первого импульса «вперед» доска соответственно наклонялась на доли миллиметра. Датчик показывал это микронаклонение. Затем следовал обратный толчок (пустота как бы отпихивала человека назад), и доска наклонялась в противоположную сторону, т. е. центр тяжести перемещался назад. Сначала чуть вперед и потом даже более значительно назад. После этого следовало: либо отказ, либо наклонение вперед и, наконец, шаг, т. е. падение, так называемый прыжок с парашютом.
В чем же дело? Надо было экспериментировать дальше. Мы тогда соорудили на той же башне устройство, состоящее из двух планочек, на которые натянута была тончайшая папиросная бумага. Она просвечивала, т. е. было видно, что она очень тонкая, но через нее нельзя было рассмотреть предметы, определить расстояние и т. д. Это была довольно большая рамка, закрывающая довольно большой кусок поля зрения. При этом все устройство было снабжено механизмом, по которому при прыжке, т. е. при освобождении доски от давления, эта рамка автоматически убиралась (опускалась вниз, становилась отвесно, параллельно башне). И таким образом каждый раз нам папиросную бумагу натягивать не надо было. Один и тот же листик работал до первого дождя. Мы объясняли испытуемым: «Теперь наступите, пожалуйста, на этот папиросный лист бумаги. Вы, конечно, понимаете, что это тончайший лист и не может препятствовать прыжку, слишком тонкая бумага». Пустили мы это приспособление как раз на отказников — никакие отказы не повторялись. Тогда мы представили себе положение: есть, по-видимому, нижний уровень, неврологически этот уровень подкорковый, который дает команду: «Нельзя! Стоп! Назад!»,—обратный толчок, и отказ. Есть высший, корковый, конечно, уровень, который повторяет команду: «Вперед!», так как на этом высоком уровне нет воздействия высоты, а есть воздействие идеи полной безопасности. Кстати говоря, совершенно точной, так как прыжки были безопасны совершенно. У нас была единственная авария за все время работы.
Я должен упомянуть о некоторых деталях. Мы, конечно, не довольствовались работой со случайной публикой, но и подбирали контингента испытуемых. Например, в нашем распоряжении был взвод солдат Московского гарнизона. Праздно думать, что они не давали отказов. При нашей инструкции было очень много отказов. Учитывая это обстоятельство, мы заинтересовались, как же так — взрослые мужчины, тренированные, дисциплинированные, не выполняют команды? Тогда мы решили взять профессиональных парашютистов — и у них получили отказы, причем часто с такими заявлениями, что очень паршиво прыгать с вышки, хуже, чем с крыла (тогда прыгали с биплана, люков не было еще, когда парашютистов высыпают как из кассеты, одного за другим) ... Почему паршиво? А потому, что неприятно в никуда шагать, а куража, сознания высоты, отважности, риска нет. Получается неуравновешенность: верхний уровень не командует, потому что он очень слабый, а нижний уровень сам себе громко кричит: «не хочу!». Очень интересная обстановка.
Затем мы сделали еще одно видоизменение. Говорили: «Посмотрите вниз, теперь повернитесь назад и делайте шаг спиной, падая». Вот этого никто не выдерживал, хотя вообще эта задача нехитрая. Я сам не пробовал спиной прыгать. Обычным способом я прыгал довольно хорошо, т. е. не испытывал особенных затруднений. Но понимаю, что такое толчок. Я жульничал. Я очень быстро это делал, и тогда у меня не получалось обратного толчка, просто я знал заранее, действовал сразу, рывком.
Тут кое-что начало проясняться. Однажды пришла группа из какого-то учреждения, все прыгнули, а одна женщина отказалась. Ну отказ, нормальный случай. Но на следующий день, когда я пришел на парашютную вышку и сел на свой барьер, то вдруг увидел эту вчерашнюю отказницу и спросил, зачем она еще раз пришла. И она, немножко застеснявшись, ответила, что то обстоятельство, что она не смогла заставить себя прыгнуть, оставило у нее неприятный осадок. Когда она вернулась к себе в учреждение, ее кто-то, кто не был на парашютной вышке, спросил, прыгнула ли она, и она сказала «да». И у нее осадок стал еще хуже. Она сказала, что да, а на самом деле— нет, и поэтому она решилась сегодня одна поехать после окончания работы в парк и обязательно прыгнуть. Мы ей помогли, и она прыгнула и ушла с полным удовольствием. Помогли тем, что просто перешли на нормальную инструкцию, без всяких задерживаний, наоборот, сказали: «Посмотрите на парашют и шагайте», т. е. выключили зрительное поле в роковой момент, когда шла борьба. Таким образом выявилась гипотеза, осложненная тем обстоятельством, что это очень тонкая высшая регуляция — социальные моменты вмешиваются: не хочется быть обманщицей, или противно, очень неприятно прыгать с парашютной вышки, потому что нет куража, это не профессиональное дело. Возник, конечно, вопрос: а нельзя ли прежде всего построить физиологическую гипотезу, а затем ее проверить?
Мы построили такую физиологическую гипотезу. Представили себе дело так: функция нижнего (будем говорить, подкоркового) уровня при движении состоит в том, чтобы подготовить выполнение предметного движения, т. е. собственно движения соответствующих конечностей — в данном случае рук, ног, которые должны выполнить прыжок, ну и так дальше. Словом, подготовить скелетную мускулатуру. Эта функция обычно называется функцией тонической, в соответствии с представлениями Бернштейна. Уровень, о котором идет речь, является фоновым, т. е. необходимо образующим некоторый фон, на котором разыгрывается фазическое движение. Отсюда возникло такое предположение: может быть, на этом более низком уровне организации движения у человека осуществляется вообще только вот эта своеобразная тоническая подготовка. Что касается фазики движения, то она задается верхними, высшими, корковыми, очевидно, процессами. Это допущение в высшей степени вероятно с точки зрения наших физиологических знаний об организации движений, об уровнях построения движения, как это называл Николай Александрович Бернштейн. С этой точки зрения в высшей степени вероятным является допущение, что если ты оцениваешь высоту, с которой необходимо прыгнуть, пустоту, в которую надо шагнуть, то первоначальная оценка вызывает мгновенную преднастройку, т. е. тонические изменения в мускулатуре, подготавливающие движения не вперед (т. е. движения прыжка, или, точнее сказать, шага в «никуда»), а движения противоположно направленные, т. е. на отодвигание от края этой условной пропасти. В то же время подается формирующаяся на высоком уровне команда «вперед». Получается дискоординация, несоответствие тонической подготовки и начинающегося осуществляться фазического движения. Тоника говорит: «От края!», а фазика — «Через край!» При этих условиях можно понять и как возникает собственно переживание волевого усилия, т. е., попросту говоря, почему трудно поднять руку, когда рука, как говорят обычно, не поднимается. Почему трудно разжать кисть, держащуюся за стояк биплана в воздухе перед прыжком, когда надо прыгать. Рука продолжает сжимать этот стояк, работает против прыжка, значит, мышцы руки идут по пути, проложенному этой подготовкой, мгновенно происходящей, как только человек выходит на Плоскость крыла самолета. А выполнение прыжка можно образно сравнить с движением, так сказать, против шерсти, против течения. Течение уже запущено, а реальное действие требует движения противоположной мышечной группы.
Допустим, группа мышц, совершающая отдергивание руки, приведена в готовность в этом направлении, т. е. подготовлено фазическое движение группы сгибателей. А команда (или самокоманда) идет на группу разгибателей. Что же получается? Получается, что нужно снять тонику с группы сгибателей и совершить вопреки отсутствию тонической подготовки движение, осуществляемое с помощью группы разгибателей. Вот это предположение — объяснение волевого усилия, метафорически говоря, как усилия чрезмерного вследствие несовпадения эффекта тонической подготовки и содержания самого движения,— очень хотелось проверить экспериментально. Это можно сделать довольно простым способом. Нужно в эксперименте задать задачу так, чтобы какая-то группа мышц осуществляла бы движение, требуемое оборонительной реакцией (скажем, защищающее от ударов тока), другая группа должна была действовать в сторону соприкосновения с источником электрического толчка, с электродом. Тогда, по предположению, под влиянием уже полученного опыта электрического укола или электрического раздражения в данных условиях приближение к электроду будет вызывать реакцию отодвигания руки от источника этого электрического удара. А инструкция будет требовать приближения к этому источнику, т. е. обратного действия.
Мы такую установку построили с тем, чтобы записать электромиограмму. Расчет записи был сделан таким образом, что мы могли прописывать и собственно тонические процессы, изменения тоники мускулатуры и, естественно, напряжения и реакцию антагонистов. Попросту говоря, один электрод чувствительного электромиографа прикреплялся к одной мышечной группе, а другой — к группе мышц-антагонистов. Опыты были проведены плохо. Там выпало одно важное звено инструкции к пользованию установкой, которая была очень хорошо сделана в своей электрической и биомеханической части. Получилась следующая четкая картина: испытуемый должен был разгибать руку вместе со стержнем, который охватывала кисть руки, в направлении источника электрического удара. Он получал этот удар. При следующих попытках повторить то же самое мы наблюдали изменения электромиограммы. Возникали достаточно резко выраженные биоэлектрические эффекты от тонического состояния мышц, отводящих руку (в нашем случае, сгибателей), и обнаруживалась практически нулевая тоническая подготовка у мышц-антагонистов (разгибателей). Но дело все в том, я повторяю, что эксперименты сами по себе были очень нескладно построены. Я не очень внимательно занимался руководством, потому что мне казалось, что самая большая трудность заключалась в аппаратурной части, а аппаратурная часть была сделана одним из наших сотрудников очень квалифицированно и очень хорошо налажена. Я успокоился, а экспериментатор, который работал под моим руководством, бывший аспирант, завалил порядок эксперимента (только под моим давлением догадался снять те же самые электромиограммы с той же калибровкой, с той же аппаратурой, но в условиях, когда вообще не было никакой пробы, простая инструкция — сгибать и разгибать руку на той же самой установке). Тогда мы получили первый баланс записей тонического и фазического. У меня в руках были образцы этих записей, но, повторяю, они были недостаточно хорошо осмыслены. Короче говоря, это еще подлежит исследованию, повторному исследованию, может, с более совершенной аппаратурой. Поэтому у меня ответ пока гипотетический, но все же достаточно надежный: гиря кажется тяжелой, т. е. надо все же применить усилие несоизмеримо большее, чем то, которое требуется весом гири, вследствие того что на каких-то уровнях идет противоположным образом направленный процесс. Я говорю «гиря» метафорически, как говорят: «рука не поднимается», «кисть не разжимается». Вот объяснение.
Теперь коротко последний вопрос по поводу онтогенетического развития волевых действий в собственном смысле, когда нужно заставлять себя нечто сделать. Это диссертационная, уже хорошо разработанная, вполне законченная, защищенная работа ныне здравствующего когда-то бывшего моего аспиранта К. М. Гуревича, человека теперь уже отнюдь не молодого. Перед ним была поставлена задача — поймать момент зарождения и первоначального развития волевого поведения у детей. По ряду соображений были взяты дети дошкольного возраста, иначе говоря, раннего, младшего, среднего и старшего. Константин Маркович сначала вжился в детский сад, т. е. работал в нем на правах помощника воспитателя, так что дети к нему привыкли. Для опыта брали детишек, которые были по тем или иным причинам лишены прогулки, не в порядке наказания, а в порядке того, что у кого-то насморк, у кого-то еще что-то. Константин Маркович приносил им игрушки, которые, собственно, и были главным инструментом в этой работе. Игрушки мы подбирали очень тщательно, отыскивали их по магазинам, чтобы создать набор, подходящий к целям эксперимента. Нам нужны были такие игрушки, которые мы с Константином Марковичем называли глупыми, но очень привлекательными. Например, мне припоминается турник из пластмассы, на котором легкая фигурка человека, руки и ноги шарнирные. Механизм приводил в действие турник так, что этот акробат поворачивался то в одну, то в другую сторону, то опять в другую, то опять в одну, словом, это было монотонное движение, хотя пуск этой игрушки сразу привлекал к себе внимание, у нее была большая побудительная сила, выражаясь терминологией Левина. Вместе с тем она обладала тем замечательным свойством, что в нее играть было нельзя (с такого рода игрушками разумно играть нельзя), она через 2—5 минут надоедала, и ее можно было отобрать без всякого усилия. Поэтому опыт не затягивался.
Первые опыты шли по такой схеме: надо было что-то выполнить неприятное, неинтересное и нудное, при этом выполнение этого нудного занятия обусловливалось тем, что по окончании его ребенок мог поиграть в игрушку, которую ставили перед ним. Вариант этого опыта заключался в том, что (так же, как и в первом случае, проверив, что задание не выполняется ребенком без дополнительного мотива) игрушку не ставили перед ним, а показывали и убирали в шкаф. В одном случае этот привлекательный предмет был в поле восприятия, в другом случае — нет. Результаты были неожиданные, хотя и не очень: волевое, произвольное действие раньше идет при отсутствии побудительного предмета, чем в присутствии его. Мы проверяли этот вывод с мамами одним простым вопросом: если ребенок у вас плохо кушает, а вы ему обещали после того, как он съест, скажем, манную кашу, дать конфету, то что надо — обещать или положить конфету перед ним? Мамы согласно отвечали: конечно, не надо класть перед ним, иначе совсем прекратит есть кашу, а будет все смотреть на эту конфету. Мы получили сходные, аналогичные же результаты. Значит, легче в воображении иметь решающий мотив, чем перед глазами физический — это довольно парадоксально. В развитии, казалось бы, от внешнего к внутреннему, а здесь, наоборот, с внутренним образом лучше идет, чем с реальным предметом. Это первый парадокс.
У нас также были и процессуально привлекательные игрушки, с которыми можно очень долго хорошо играть, во всяком случае повторять и повторять действия. Игра заключалась в том, что пускался волчок, он сбивал шарики, установленные на маленьких платформочках по окружности. Чтобы возобновить игру, надо было разложить опять эти шарики по 4 штуки (три внизу и один наверху) на платформочки, а они были плоскими, шарики раскатывались, это была большая канитель — эксперимент по типу «любишь кататься, люби и саночки возить». А противопоставлялся ему эксперимент, шедший по социальному типу, т. е. через обусловливание не предметной обстановкой, а требованием экспериментатора, в данном случае Гуревича. Оказалось, что предметная необходимость действует слабее, чем социальная. Если первую ситуацию можно вместить в формулу «любишь кататься, люби и саночки возить», вторая ситуация вмещалась в анекдот насчет офицера и денщика. Денщик у себя возится и все время кряхтит и стонет. Офицер спрашивает: «Иван, что ты там кряхтишь?» — «Пить очень хочется». — «Поди, напейся». — «Идти не хочется». Прошло некоторое время, офицер служебным тоном говорит ему: «Иван». «Слушаю, ваше благородие», — отвечает денщик. «Поди принеси стакан воды». Бежит, приносит стакан воды. Офицер говорит: «Пей». Тот выпил и успокоился.
Получилось общее правило, что генетически произвольные действия возникают, во-первых, раньше, следовательно, проще, если можно так выразиться, при идеальном побудителе, чем при реальном, и — второй парадокс — скорее в социальном подчинении, чем в подчинении объективным предметным условиям. Вот и все. Тогда кое-что просвечивает. Например, когда нет социальной обстановки, т. е. нет требований со стороны окружающих, то мы заменяем это самокомандой: раз-два-три — прыгнул, что часто и практикуется в волевом действии. В общем, я бы сказал так: принимая во внимание несколько гипотез, здесь высказанных мною, можно сказать, что, исходя из этих гипотез, или вернее, опираясь на эти гипотезы, даже в каком-то смысле отталкиваясь от них, проясняются многие существенные факты, давно известные в психологии. Они приобретают какую-то стройность, какую-то возможность охватить эти разнообразные факты относительно узким кругом понятий, не выходить за их пределы, не призывать никаких внешних сил для их объяснения. Тут выявляется и природа волевого усилия, что совершенно оригинально. Почему выполнив волевое действие, человек чувствует себя так, будто он проделал огромную работу, хотя объективно она очень невелика? Потому что она шла на мышцах без предварительного тонуса, против тонуса. Это очень тяжело. Например, давно очень прочно, серьезно показано, что развитие моторики у детей раньше всего идет по линии развития тоники. Без тонической подготовки никакого движения нельзя рассчитать, оно не возникает. Поэтому медицинская идея о том, что младенцев, дескать нельзя носить на руках, пускай они лежат в кроватках — это неправильная идея. Получается отставание в двигательном развитии. Ведь когда ты его носишь на руках, он не как куль лежит, он все время работает тонически, т. е. у него напряжены мышцы, и это напряжение мышц подготавливает их к выполнению движений. Обычное физиологическое правило.
В качестве резюме по всей теме я мог бы сказать только одно, что этот самый грубый анализ фактов из области волевых действий в узком значении этого термина, конечно, отнюдь не исчерпывает психологической проблемы воли. Напротив, это не более чем введение.
Источник. Леонтьев А. Н. Воля // Вестник Московского университета. Сер. 14, Психология. – 1993. – № 2. – С. 3-14.
Прежде всего волевым актом по справедливости можно называть только действия или процессы целеподчиненные. Значит, волевые процессы (я предпочитаю говорить — волевые действия) противопоставляются и отличаются от всех тех процессов, которые не имеют признака целеподчиненности. Под целью понимается некоторый предполагаемый сознаваемый результат, к которому должно привести действие. И таким образом процессы как бы разделились на две группы: непроизвольные (к ним относятся автоматические, инстинктивные, импульсивные действия, т. е. действия по прямому побуждению, действия под влиянием аффекта, страсти) и преднамеренные, произвольные, т. е. целеподчиненные. Совершенно очевидно, что когда мы говорим о воле, то уже интуитивно всегда относим эти процессы к группе произвольных. (Правда, тут произошло некоторое смешение терминов, потому что произвольными стали называть также и некоторые движения, которые идут по схеме кольца. Например, термин «произвольные движения» стал сочетаться с описаниями классических опытов физиологов, опытов Павлова с собакой, которые проходили следующим образом: собаке поднимали лапу и затем подкрепляли, подкармливали. В результате собака сама поднимала лапу. Вроде произвольное действие... Конечно, тут нет произвольного действия, все остается рефлекторным.)
Но одного указания на целеподчиненность волевых действий недостаточно, потому что существует очень много действий, которые целе-направлены и в этом высоком смысле произвольны, но тем не менее никогда не называются и не могут быть названы волевыми на психологическом языке. И есть другие, тоже целенаправленные действия, которые явно выделяются нами из числа прочих, и к ним прикрепляется это имя — волевые. В классической марксистской традиции волевыми называют действия, подчиненные не только сознательной, но, более того, разумной цели, т. е. такой, которая не только сознается, но ставится как необходимая, разумная, и тогда, например, трудовая деятельность относится к волевой. Таким образом, в классических традициях марксизма воля имеет более широкое значение, чем то, которое придается этому термину в психологии. Поэтому в психология продолжаются поиски тех особенных примет, черт, признаков, отличающих именно волевые акты от неволевых.
Прежде всего среди этих признаков часто выделяется наличие выбора. Воля есть там и только там, где целеподчиненное действие происходит в условиях выбора между двумя или многими возможными действиями. Перед Спенсером стоит дилемма: либо ехать в Австралию, либо жениться и остаться в Англии. Спенсер принимает решение на основе изобретенной им «моральной арифметики»: обстоятельства отъезда, равно как и обстоятельства женитьбы и пребывания в Англии, он баллирует по каждому пункту, расценивая их каким-то количеством очков, затем сосчитывает очки. Выходит, что больше пунктов собирает решение ехать в Австралию. Он остается в Англии и женится. То же происходит с пасьянсом Безухова, который колеблется, уезжать ли ему, оставлять ли ему Москву вместе с войсками или оставаться в Москве, занимаемой Наполеоном. Он раскладывает пасьянс, получает ответ на вопрос и — делает наоборот. В связи с волей как выбором часто приводят ситуацию Буриданова осла. Даже есть остроумная мысль, которая состоит в том, что осел не обладает возможностью волевого действия и поэтому остается голодным между сеном и соломой, а человек умнее осла, и поэтому, не имея возможности разумно решать, он бросает жребий, а потом следует ему и, таким образом, не умирает от голода.
Итак, волевое действие — это действие, осуществляемое по выбору. Выбор есть признак волевого действия. Где нет выбора, там нет волевого действия. Если же мы говорим о выборе, то естественно ввести еще одно понятие — принятие решения. Волевой акт есть действие в условиях выбора, основанное на принятии решения. Вот вам и развернутая характеристика волевого действия. Тогда вся проблема переходит на проблему выбора — как он строится, на проблему принятия решения — как оно принимается и что это такое, а исследуя эти образующие волевого действия, тем самым мы изучаем и само волевое действие, по крайней мере в некотором приближении. Но трудность состоит в том, что ни первый, ни второй критерий не оказываются удовлетворительными. А примеры состоят в том, что осуществленный выбор не обеспечивает соответствующего ему действия (Спенсер сознательно выбрал поездку в Австралию, а фактически остался в Лондоне). Более того, есть ситуации, которые не предоставляют никакого выбора и тем не менее вызывают действие, очень ярко. выраженное и, бесспорно, всеми одинаково расцениваемое как волевое.
Ситуация очень простая — приказ командира. Выполнить чрезвычайно трудно и, как говорится, надо мобилизовать всю волю. Подняться в атаку и оторваться от земли очень трудно, но альтернативы нет. Она никогда не обсуждается, ее и нет. Действительно, нет альтернативы, выбора нет, нужно действовать и все. Выбор только мы присочиняем, психологически его нет, реально нет. Другая ситуация — наркомания. Очень большой, можно сказать, подвиг воли — бросить наркотик, но ведь разве пользованию наркотиком есть альтернатива? Нет, это не альтернатива, это то, что есть, что течет, не целеподчиненное, и вообще не действие. И вдруг появляется волевое действие, выкидывается коробка с сигаретами, или разбивается бутылка водки, или выбрасывается наркотик. Тем более не проходит вот это знаменитое принятие решения. Словом, выбор и принятие решения просто необязательные моменты, характеризующие волю.
А может быть обязательно наличие преодоления препятствий по пути к достижению цели, и когда препятствия нет, то действие неволевое? Если подниматься в атаку понарошку, а не в боевой обстановке (взял и поднялся, лежал, а теперь стою или бегу), никто не признает это действие волевым. Оно произвольное, целеподчиненное, может быть даже альтернативным (например, в условиях военной игры), но только не волевым в узком смысле, когда говорят: «человек волевой», или «требуется большая сила воли», или «это по-настоящему волевое действие». Если мы сказали, что мы удерживаем целенаправленность и знание дела, т. е. разумную целенаправленность, то тогда, естественно, нам надо искать только специфику. Мы можем допустить и колебания (что лучше — севрюжины или осетрины положить на тарелку?), и выбор. Но чего-то не хватает. Может, не хватает усилия?
Итак, третья характеристика — преодоление препятствий, т. е. наличие препятствий. Если действие совершается беспрепятственно, оно не может быть волевым, даже если оно с выбором и с принятием решения.
Прежде всего нужно сказать, что мы не можем думать только о внешнем препятствии. Внешнее препятствие нам ничего не дает. Известно, что тяжелые наркоманы способны преодолеть любые препятствия, чтобы получить наркотик, но это выражение не воли, а безволия. Известное правило психиатрических клиник, которые занимаются тяжелыми наркоманами,— не спускать с них глаз, они всегда найдут возможность раздобыть наркотик и разовьют для этой цели колоссальную энергию. Значит, внешнее препятствие отпадает.
Тут возникает еще другое осложнение. Волевые явления не всегда бывают действиями. Еще средневековые писатели описывали три рода волевых явлений. Первое — это фацера, т. е. действование; второе — это нон-фацера, недействование — очень тяжелое, оказывается, воздержание от действия. Например, я держу подразделение под артиллерийским обстрелом; очень трудно не бежать; и мне трудно, и подразделению трудно, но приходится. Или под бомбежкой стоять на крыше, в крышевом охранении, что делали почти все взрослые москвичи подходящего возраста. Свистит ведь в воздухе, хочется сбежать с чердака вниз — никто не бежит, держатся. И наконец, третье — самое тонкое, самое высокое — вати, что проще всего перевести как «терпение», но нельзя сказать, что это точнее всего. Это то, что очень интересный психолог, автор первой русской военной психологии генерал Драгомиров называл упругостью, которую он приписывал русским войскам как величайшее их качество: отступаем, но не ослабляем давления в сопротивлении, опять отступаем, но не ослабляем сопротивление. Это натягивающаяся резиновая нить. Еще неизвестно, когда ты ее дотянешь до некоторой величины, не откинет ли она тебя, как резинка из рогатки. Удержание известного спокойствия, если угодно, — это то, что называется психической упругостью.
Психическая упругость довольно картинно описывает саму суть дела. Значит, воля не всегда выражается в действии, и проблема еще более осложняется. Это и приводит к необходимости вести анализ, учитывая сразу возможность приписывать характеристику волевому процессу (акту) безотносительно к тому, в какой форме он происходит.
Вот еще небольшая иллюстрация к состоянию нон-фацера. Рассказывают, что некогда во времена инквизиции некий молодой итальянец был арестован, заключен в тюрьму, ему было предъявлено обвинение в тяжких грехах, и на основании этих обвинений итальянец был подвергнут пытке. Пытка в глазах святой инквизиции — это было своеобразное испытание на правоту или неправоту подозреваемого, обвиняемого. Предполагалось, что если человек не грешен, чист перед Богом, то он вытерпит любые пытки, не взяв на себя ложного признания, и тогда, если он вытерпит пытку, святая инквизиция объявляет его невиновным и не подвергает «казня без пролития крови», т. е. путем сжигания на костре. И вот бедный итальянец был подвергнут ужасным пыткам; сидели секретарь инквизиции и инквизитор, который вел допрос. И допрос ничего не дал: итальянец ни в чем не признал себя виновным. Когда пытка кончилась и инквизитор объявил решение признать этого итальянца невиновным, а тюремщики стали расковывать и освобождать узника, то инквизитор, обратившись к ранее обвиняемому, а теперь реабилитированному молодому итальянцу спросил: «Ты не вымолвил ни одного слова признания, но я слышал, как уста твои шептали «Я вижу тебя» (io te vedo). He иначе, как сама святая дева являлась тебе и укрепляла тебя на то, чтобы перенести жестокие пытки». «Ваше святейшество, — отвечал бывший теперь уже узник, — перед моими глазами мне действительно являлось нечто, но это нечто было тем костром, на котором вы сожгли бы меня, вырвись у меня хоть одно слово признания».
Такая ситуация в проблеме воли привела меня к необходимости предпринять некоторый независимый анализ. Прежде всего я отказался от разыскания в отношении очень сложных форм, таких, как внутренние акты, внутренние поступки, воздержание от действия, вытерпливание и т. д., и решил возвратиться к обыкновенному внешнему действию, рассмотрев аналитически возможности его характеристики в условиях обычного анализа, который теперь часто называют анализом, в основании которого лежит так называемый деятельностный подход. Представим себе обыкновенное волевое, т. е. целенаправленное, действие. За целью лежит мотив в соответствии с общим положением, которое называют деятельностным подходом в психологии. И тогда легко представить себе очень простую схематическую картину. За целью (указанной кем-то или самим собой) может лежать положительный мотив. Тогда действие происходит и энергетически (т. е. по затраченному времени, силе, объему работы, который надо провести) находится в известном соотношении с силой мотивации, точнее — мотива. Оно идет и не попадает в категорию волевых. Можно представить себе обратную картину: за целью лежит отрицательный мотив — неделания, и тогда действие просто не идет. Простая альтернатива: положительный мотив — действие идет, отрицательный мотив — действие не идет. Проще быть не может.
Но дело все в том, что действия всегда — это надо запомнить — полимотивированы. Когда я осуществляю какое-нибудь действие, то я вступаю в отношения не только к одному, а к нескольким предметам, которые сами по себе могут выступать как мотивы. Будем рассматривать как простейший случай полимотивированности наличие двух мотивов (на самом деле можем иметь в виду три, сколько угодно, это не играет роли в схематическом анализе). Опять возьмем банальный случай — оба мотива положительные. Действие идет. Рассмотрим второй случай — оба мотива отрицательные. Действие не пойдет нипочем. Зачем ему идти? А теперь рассмотрим такой вариант: один мотив положительный, а другой — отрицательный. Возникает ситуация поступка. Это уже не просто действие. Это волевое действие. При этом совершенно все равно, осознаются ли оба мотива, осознается только один или оба не осознаются. Важно, чтобы эти мотивы были. В ситуации экзамена я нахожусь в двояком отношении: к своим профессиональным обязанностям (к своему долгу) и к экзаменующемуся. Экзаменуя, я не могу не иметь дела с экзаменующимся, но я также не могу не иметь дела с программой, требованием. Что возникает? Возникает отвратительная ситуация. Я не могу поставить четверку, потому что никакой четверки в ответе нет, и я не могу поставить тройку, потому что этим я лишаю стипендии человека, явно в ней очень нуждающегося. Какое бы решение я ни принял и что бы я ни сделал в этих условиях, поведение (действие) будет волевым: я поставил все-таки тройку... или я все-таки поставил четверку... Итак, волевое действие есть действие, осуществляющееся в условиях полимотивации, когда различные мотивы имеют различные аффективные знаки, т. е. одни являются положительными, а другие — отрицательными. Вот, собственно, первое определение, грубое, недостаточно развитое, указывающее лишь на общее свойство, на общий подход к проблеме.
Принимая эту формулу, мы не требуем обязательности осознания мотивов. Но мы не требуем еще и другого: мы не требуем характеристики этих мотивов, а эту характеристику надо требовать. Почему же все-таки человек действует так, а не иначе? Почему он не может попросту бросить жребий или нипочем не хочет его бросать? Если мне предложат поставить тройку или четверку по жребию, я буду скорее прислушиваться к себе, к тому, что во мне происходит. Во мне происходит какой-то процесс, это и есть воля — процесс внутренний, очень тонкий и очень сложный. Это каркас, на который я натягиваю свой анализ, грубая схема, векторное сложение мотивов, самое вульгарное, кстати. Потому что они вступают друг с другом в очень сложные отношения. Значит, проникновение в проблему воли потребовало от нас проникновения в мотивационную сферу личности, вот почему воля — глубоко личностный процесс. И если мы не рассмотрим отношения, которые возникают внутри сознания, порождаясь его развитием, если мы не рассмотрим эти внутренние процессы как самопорождающиеся, мы не сможем решить проблему воли. Значит, нужно вести дальше анализ и по гораздо более сложным и трудным путям. Кое-какие шаги в этом отношении сделаны.
Итак, мы пришли к некоторой схеме всякого действия, которое может быть названо волевым. Еще раз эта схема: действие реализует объективно два разных отношения, т. е. осуществляет две различные деятельности, следовательно, подчиняется двум различным мотивам. В случае, когда один из этих мотивов является отрицательно эмоционально окрашенным, а другой, напротив, положительно, то возникает ситуация, типичная для осуществляющегося волевого действия. Если оба мотива являются положительными, то действие идет, но выпадает из категории волевых. То же самое с отрицательными мотивами, действие просто не идет, его нет. Безусловно, можно определить, что всякий мотив имеет положительную или отрицательную окраску; безоговорочно, существуют такие альтернативы, по которым их можно расклассифицировать. Простой критерий состоит в том, что если нет другого мотива, а действие идет, значит есть положительный мотив; если действие не идет, то мотив отрицательный или вообще не мотив. Таким образом, всегда есть критерий очень жесткий: имеет ли данный мотив побудительную силу? Если он ее не имеет, тогда это не мотив. Либо он имеет положительную побудительную силу — действовать, либо побудительную силу отрицательную — не действовать. Если передо мной пламень жаровни или свечи, то действие поднесения руки в обычных условиях не совершается, наоборот, есть тенденция к ее отдергиванию, а в случае с Муцием Сцеволой, напротив, действие идет, потому что тогда есть, будем говорить, супер-мотив (я вношу условный термин, никакого терминологического значения не придавая) и получается типичное волевое действие.
Теперь о проверке предположения, которое можно в связи с этим высказать. Сосуществование двух мотивов, т. е. включенность действия в две различные деятельности (а это означает два различных отношения к миру, к предмету потребности, т. е. к мотиву), имеет в качестве своей характерной черты разные уровни, на которых строится действие, осуществляющее оба отношения. Надо развести эти уровни и придумать такую экспериментальную схему, которая могла бы быть предметом исследования. Вот о такой схеме я и расскажу сейчас.
Эксперимент, о котором я сейчас расскажу, был мной проведен в составе бригады исследователей еще за несколько лет до войны в процессе решения некоторых актуальных вопросов парашютизма. Мы получили просьбу, которая шла через Всесоюзный институт экспериментальной медицины (ВИЭМ), провести исследование парашютных прыжков. Речь шла о прыжках с парашютной вышки, которая существовала и существует до сих пор в Парке культуры и отдыха. Высота этой вышки — это высота крыши примерно семиэтажного дома. Человек поднимался на нее, к нему пристегивалась так называемая система, т. е. то, что связывает прыгающего с самим куполом парашюта, а затем ему предлагали сделать шаг вперед с площадки этой башни, т. е. шагнуть, так сказать, с седьмого этажа в пространство. Надо сказать, что иногда эти прыжки шли хорошо и гладко, иногда возникали известные трудности — человек отказывался прыгать. На парашютной вышке отказы практически были очень редки. Нас заинтересовал вопрос о том, почему, во-первых, эти случаи достаточно редки; во-вторых, с чем они связаны? Первое объяснить очень просто. Вышка представлялась посетителям парка как аттракцион. Надо было заплатить рубль, получить билет, пройти в основание вышки, надеть систему, подняться с этой системой наверх, а затем процесс шел так: прыгающего быстро подводили к барьеру, подстегивали большим карабином систему к парашютному куполу, затем открывали барьер и инструктор подавал команду: «Не надо прыгать, сделайте просто шаг вперед» и, по нашим наблюдениям, чуть-чуть подталкивал на этот шаг в физическом смысле. Прыжок завершался легким возбуждением и чувством удовлетворения.
Мы наблюдали эти прыжки. Я обыкновенно с фотоаппаратом сидел на барьере рядом с открывающейся частью его и смотрел, таким образом, в профиль. Затем мы несколько изменили ситуацию. Вместо инструктора поставили своего человека и видоизменили обстановку следующим образом. После того, как очередной посетитель приходил на эту вышку, барьер был уже открыт. Его приглашали подойти к краю, будем говорить условно, пропасти... «Инструктор» постукивал карабином по кольцу системы, как бы делая вид, что сразу он не пристегивается. Уходили секундочки, во время которых этот мнимый инструктор вел разговор примерно на такую тему: «А вот интересно, там внизу собака выбежала прямо сюда, на площадку». И испытуемый, естественно, смотрел вниз. А затем инструктор отступал на полшага и говорил: «Не надо прыгать, вы просто сделайте шаг вон туда, вниз. Это безопасно, потому что парашют уже сбалансирован и вы плавно опуститесь вниз». Вот здесь оказалось, что отказы во много раз участились.
Тогда мы продвинулись еще на один шаг вперед: последнюю доску пола, на которой стоял испытуемый, сделали подвижной и установили под ней скрытые датчики, так что смещение центра тяжести человеческого тела фиксировалось. И тогда получили один довольно любопытный феномен — феномен обратного толчка, как мы его условно назвали. Оказалось, что после первого импульса «вперед» доска соответственно наклонялась на доли миллиметра. Датчик показывал это микронаклонение. Затем следовал обратный толчок (пустота как бы отпихивала человека назад), и доска наклонялась в противоположную сторону, т. е. центр тяжести перемещался назад. Сначала чуть вперед и потом даже более значительно назад. После этого следовало: либо отказ, либо наклонение вперед и, наконец, шаг, т. е. падение, так называемый прыжок с парашютом.
В чем же дело? Надо было экспериментировать дальше. Мы тогда соорудили на той же башне устройство, состоящее из двух планочек, на которые натянута была тончайшая папиросная бумага. Она просвечивала, т. е. было видно, что она очень тонкая, но через нее нельзя было рассмотреть предметы, определить расстояние и т. д. Это была довольно большая рамка, закрывающая довольно большой кусок поля зрения. При этом все устройство было снабжено механизмом, по которому при прыжке, т. е. при освобождении доски от давления, эта рамка автоматически убиралась (опускалась вниз, становилась отвесно, параллельно башне). И таким образом каждый раз нам папиросную бумагу натягивать не надо было. Один и тот же листик работал до первого дождя. Мы объясняли испытуемым: «Теперь наступите, пожалуйста, на этот папиросный лист бумаги. Вы, конечно, понимаете, что это тончайший лист и не может препятствовать прыжку, слишком тонкая бумага». Пустили мы это приспособление как раз на отказников — никакие отказы не повторялись. Тогда мы представили себе положение: есть, по-видимому, нижний уровень, неврологически этот уровень подкорковый, который дает команду: «Нельзя! Стоп! Назад!»,—обратный толчок, и отказ. Есть высший, корковый, конечно, уровень, который повторяет команду: «Вперед!», так как на этом высоком уровне нет воздействия высоты, а есть воздействие идеи полной безопасности. Кстати говоря, совершенно точной, так как прыжки были безопасны совершенно. У нас была единственная авария за все время работы.
Я должен упомянуть о некоторых деталях. Мы, конечно, не довольствовались работой со случайной публикой, но и подбирали контингента испытуемых. Например, в нашем распоряжении был взвод солдат Московского гарнизона. Праздно думать, что они не давали отказов. При нашей инструкции было очень много отказов. Учитывая это обстоятельство, мы заинтересовались, как же так — взрослые мужчины, тренированные, дисциплинированные, не выполняют команды? Тогда мы решили взять профессиональных парашютистов — и у них получили отказы, причем часто с такими заявлениями, что очень паршиво прыгать с вышки, хуже, чем с крыла (тогда прыгали с биплана, люков не было еще, когда парашютистов высыпают как из кассеты, одного за другим) ... Почему паршиво? А потому, что неприятно в никуда шагать, а куража, сознания высоты, отважности, риска нет. Получается неуравновешенность: верхний уровень не командует, потому что он очень слабый, а нижний уровень сам себе громко кричит: «не хочу!». Очень интересная обстановка.
Затем мы сделали еще одно видоизменение. Говорили: «Посмотрите вниз, теперь повернитесь назад и делайте шаг спиной, падая». Вот этого никто не выдерживал, хотя вообще эта задача нехитрая. Я сам не пробовал спиной прыгать. Обычным способом я прыгал довольно хорошо, т. е. не испытывал особенных затруднений. Но понимаю, что такое толчок. Я жульничал. Я очень быстро это делал, и тогда у меня не получалось обратного толчка, просто я знал заранее, действовал сразу, рывком.
Тут кое-что начало проясняться. Однажды пришла группа из какого-то учреждения, все прыгнули, а одна женщина отказалась. Ну отказ, нормальный случай. Но на следующий день, когда я пришел на парашютную вышку и сел на свой барьер, то вдруг увидел эту вчерашнюю отказницу и спросил, зачем она еще раз пришла. И она, немножко застеснявшись, ответила, что то обстоятельство, что она не смогла заставить себя прыгнуть, оставило у нее неприятный осадок. Когда она вернулась к себе в учреждение, ее кто-то, кто не был на парашютной вышке, спросил, прыгнула ли она, и она сказала «да». И у нее осадок стал еще хуже. Она сказала, что да, а на самом деле— нет, и поэтому она решилась сегодня одна поехать после окончания работы в парк и обязательно прыгнуть. Мы ей помогли, и она прыгнула и ушла с полным удовольствием. Помогли тем, что просто перешли на нормальную инструкцию, без всяких задерживаний, наоборот, сказали: «Посмотрите на парашют и шагайте», т. е. выключили зрительное поле в роковой момент, когда шла борьба. Таким образом выявилась гипотеза, осложненная тем обстоятельством, что это очень тонкая высшая регуляция — социальные моменты вмешиваются: не хочется быть обманщицей, или противно, очень неприятно прыгать с парашютной вышки, потому что нет куража, это не профессиональное дело. Возник, конечно, вопрос: а нельзя ли прежде всего построить физиологическую гипотезу, а затем ее проверить?
Мы построили такую физиологическую гипотезу. Представили себе дело так: функция нижнего (будем говорить, подкоркового) уровня при движении состоит в том, чтобы подготовить выполнение предметного движения, т. е. собственно движения соответствующих конечностей — в данном случае рук, ног, которые должны выполнить прыжок, ну и так дальше. Словом, подготовить скелетную мускулатуру. Эта функция обычно называется функцией тонической, в соответствии с представлениями Бернштейна. Уровень, о котором идет речь, является фоновым, т. е. необходимо образующим некоторый фон, на котором разыгрывается фазическое движение. Отсюда возникло такое предположение: может быть, на этом более низком уровне организации движения у человека осуществляется вообще только вот эта своеобразная тоническая подготовка. Что касается фазики движения, то она задается верхними, высшими, корковыми, очевидно, процессами. Это допущение в высшей степени вероятно с точки зрения наших физиологических знаний об организации движений, об уровнях построения движения, как это называл Николай Александрович Бернштейн. С этой точки зрения в высшей степени вероятным является допущение, что если ты оцениваешь высоту, с которой необходимо прыгнуть, пустоту, в которую надо шагнуть, то первоначальная оценка вызывает мгновенную преднастройку, т. е. тонические изменения в мускулатуре, подготавливающие движения не вперед (т. е. движения прыжка, или, точнее сказать, шага в «никуда»), а движения противоположно направленные, т. е. на отодвигание от края этой условной пропасти. В то же время подается формирующаяся на высоком уровне команда «вперед». Получается дискоординация, несоответствие тонической подготовки и начинающегося осуществляться фазического движения. Тоника говорит: «От края!», а фазика — «Через край!» При этих условиях можно понять и как возникает собственно переживание волевого усилия, т. е., попросту говоря, почему трудно поднять руку, когда рука, как говорят обычно, не поднимается. Почему трудно разжать кисть, держащуюся за стояк биплана в воздухе перед прыжком, когда надо прыгать. Рука продолжает сжимать этот стояк, работает против прыжка, значит, мышцы руки идут по пути, проложенному этой подготовкой, мгновенно происходящей, как только человек выходит на Плоскость крыла самолета. А выполнение прыжка можно образно сравнить с движением, так сказать, против шерсти, против течения. Течение уже запущено, а реальное действие требует движения противоположной мышечной группы.
Допустим, группа мышц, совершающая отдергивание руки, приведена в готовность в этом направлении, т. е. подготовлено фазическое движение группы сгибателей. А команда (или самокоманда) идет на группу разгибателей. Что же получается? Получается, что нужно снять тонику с группы сгибателей и совершить вопреки отсутствию тонической подготовки движение, осуществляемое с помощью группы разгибателей. Вот это предположение — объяснение волевого усилия, метафорически говоря, как усилия чрезмерного вследствие несовпадения эффекта тонической подготовки и содержания самого движения,— очень хотелось проверить экспериментально. Это можно сделать довольно простым способом. Нужно в эксперименте задать задачу так, чтобы какая-то группа мышц осуществляла бы движение, требуемое оборонительной реакцией (скажем, защищающее от ударов тока), другая группа должна была действовать в сторону соприкосновения с источником электрического толчка, с электродом. Тогда, по предположению, под влиянием уже полученного опыта электрического укола или электрического раздражения в данных условиях приближение к электроду будет вызывать реакцию отодвигания руки от источника этого электрического удара. А инструкция будет требовать приближения к этому источнику, т. е. обратного действия.
Мы такую установку построили с тем, чтобы записать электромиограмму. Расчет записи был сделан таким образом, что мы могли прописывать и собственно тонические процессы, изменения тоники мускулатуры и, естественно, напряжения и реакцию антагонистов. Попросту говоря, один электрод чувствительного электромиографа прикреплялся к одной мышечной группе, а другой — к группе мышц-антагонистов. Опыты были проведены плохо. Там выпало одно важное звено инструкции к пользованию установкой, которая была очень хорошо сделана в своей электрической и биомеханической части. Получилась следующая четкая картина: испытуемый должен был разгибать руку вместе со стержнем, который охватывала кисть руки, в направлении источника электрического удара. Он получал этот удар. При следующих попытках повторить то же самое мы наблюдали изменения электромиограммы. Возникали достаточно резко выраженные биоэлектрические эффекты от тонического состояния мышц, отводящих руку (в нашем случае, сгибателей), и обнаруживалась практически нулевая тоническая подготовка у мышц-антагонистов (разгибателей). Но дело все в том, я повторяю, что эксперименты сами по себе были очень нескладно построены. Я не очень внимательно занимался руководством, потому что мне казалось, что самая большая трудность заключалась в аппаратурной части, а аппаратурная часть была сделана одним из наших сотрудников очень квалифицированно и очень хорошо налажена. Я успокоился, а экспериментатор, который работал под моим руководством, бывший аспирант, завалил порядок эксперимента (только под моим давлением догадался снять те же самые электромиограммы с той же калибровкой, с той же аппаратурой, но в условиях, когда вообще не было никакой пробы, простая инструкция — сгибать и разгибать руку на той же самой установке). Тогда мы получили первый баланс записей тонического и фазического. У меня в руках были образцы этих записей, но, повторяю, они были недостаточно хорошо осмыслены. Короче говоря, это еще подлежит исследованию, повторному исследованию, может, с более совершенной аппаратурой. Поэтому у меня ответ пока гипотетический, но все же достаточно надежный: гиря кажется тяжелой, т. е. надо все же применить усилие несоизмеримо большее, чем то, которое требуется весом гири, вследствие того что на каких-то уровнях идет противоположным образом направленный процесс. Я говорю «гиря» метафорически, как говорят: «рука не поднимается», «кисть не разжимается». Вот объяснение.
Теперь коротко последний вопрос по поводу онтогенетического развития волевых действий в собственном смысле, когда нужно заставлять себя нечто сделать. Это диссертационная, уже хорошо разработанная, вполне законченная, защищенная работа ныне здравствующего когда-то бывшего моего аспиранта К. М. Гуревича, человека теперь уже отнюдь не молодого. Перед ним была поставлена задача — поймать момент зарождения и первоначального развития волевого поведения у детей. По ряду соображений были взяты дети дошкольного возраста, иначе говоря, раннего, младшего, среднего и старшего. Константин Маркович сначала вжился в детский сад, т. е. работал в нем на правах помощника воспитателя, так что дети к нему привыкли. Для опыта брали детишек, которые были по тем или иным причинам лишены прогулки, не в порядке наказания, а в порядке того, что у кого-то насморк, у кого-то еще что-то. Константин Маркович приносил им игрушки, которые, собственно, и были главным инструментом в этой работе. Игрушки мы подбирали очень тщательно, отыскивали их по магазинам, чтобы создать набор, подходящий к целям эксперимента. Нам нужны были такие игрушки, которые мы с Константином Марковичем называли глупыми, но очень привлекательными. Например, мне припоминается турник из пластмассы, на котором легкая фигурка человека, руки и ноги шарнирные. Механизм приводил в действие турник так, что этот акробат поворачивался то в одну, то в другую сторону, то опять в другую, то опять в одну, словом, это было монотонное движение, хотя пуск этой игрушки сразу привлекал к себе внимание, у нее была большая побудительная сила, выражаясь терминологией Левина. Вместе с тем она обладала тем замечательным свойством, что в нее играть было нельзя (с такого рода игрушками разумно играть нельзя), она через 2—5 минут надоедала, и ее можно было отобрать без всякого усилия. Поэтому опыт не затягивался.
Первые опыты шли по такой схеме: надо было что-то выполнить неприятное, неинтересное и нудное, при этом выполнение этого нудного занятия обусловливалось тем, что по окончании его ребенок мог поиграть в игрушку, которую ставили перед ним. Вариант этого опыта заключался в том, что (так же, как и в первом случае, проверив, что задание не выполняется ребенком без дополнительного мотива) игрушку не ставили перед ним, а показывали и убирали в шкаф. В одном случае этот привлекательный предмет был в поле восприятия, в другом случае — нет. Результаты были неожиданные, хотя и не очень: волевое, произвольное действие раньше идет при отсутствии побудительного предмета, чем в присутствии его. Мы проверяли этот вывод с мамами одним простым вопросом: если ребенок у вас плохо кушает, а вы ему обещали после того, как он съест, скажем, манную кашу, дать конфету, то что надо — обещать или положить конфету перед ним? Мамы согласно отвечали: конечно, не надо класть перед ним, иначе совсем прекратит есть кашу, а будет все смотреть на эту конфету. Мы получили сходные, аналогичные же результаты. Значит, легче в воображении иметь решающий мотив, чем перед глазами физический — это довольно парадоксально. В развитии, казалось бы, от внешнего к внутреннему, а здесь, наоборот, с внутренним образом лучше идет, чем с реальным предметом. Это первый парадокс.
У нас также были и процессуально привлекательные игрушки, с которыми можно очень долго хорошо играть, во всяком случае повторять и повторять действия. Игра заключалась в том, что пускался волчок, он сбивал шарики, установленные на маленьких платформочках по окружности. Чтобы возобновить игру, надо было разложить опять эти шарики по 4 штуки (три внизу и один наверху) на платформочки, а они были плоскими, шарики раскатывались, это была большая канитель — эксперимент по типу «любишь кататься, люби и саночки возить». А противопоставлялся ему эксперимент, шедший по социальному типу, т. е. через обусловливание не предметной обстановкой, а требованием экспериментатора, в данном случае Гуревича. Оказалось, что предметная необходимость действует слабее, чем социальная. Если первую ситуацию можно вместить в формулу «любишь кататься, люби и саночки возить», вторая ситуация вмещалась в анекдот насчет офицера и денщика. Денщик у себя возится и все время кряхтит и стонет. Офицер спрашивает: «Иван, что ты там кряхтишь?» — «Пить очень хочется». — «Поди, напейся». — «Идти не хочется». Прошло некоторое время, офицер служебным тоном говорит ему: «Иван». «Слушаю, ваше благородие», — отвечает денщик. «Поди принеси стакан воды». Бежит, приносит стакан воды. Офицер говорит: «Пей». Тот выпил и успокоился.
Получилось общее правило, что генетически произвольные действия возникают, во-первых, раньше, следовательно, проще, если можно так выразиться, при идеальном побудителе, чем при реальном, и — второй парадокс — скорее в социальном подчинении, чем в подчинении объективным предметным условиям. Вот и все. Тогда кое-что просвечивает. Например, когда нет социальной обстановки, т. е. нет требований со стороны окружающих, то мы заменяем это самокомандой: раз-два-три — прыгнул, что часто и практикуется в волевом действии. В общем, я бы сказал так: принимая во внимание несколько гипотез, здесь высказанных мною, можно сказать, что, исходя из этих гипотез, или вернее, опираясь на эти гипотезы, даже в каком-то смысле отталкиваясь от них, проясняются многие существенные факты, давно известные в психологии. Они приобретают какую-то стройность, какую-то возможность охватить эти разнообразные факты относительно узким кругом понятий, не выходить за их пределы, не призывать никаких внешних сил для их объяснения. Тут выявляется и природа волевого усилия, что совершенно оригинально. Почему выполнив волевое действие, человек чувствует себя так, будто он проделал огромную работу, хотя объективно она очень невелика? Потому что она шла на мышцах без предварительного тонуса, против тонуса. Это очень тяжело. Например, давно очень прочно, серьезно показано, что развитие моторики у детей раньше всего идет по линии развития тоники. Без тонической подготовки никакого движения нельзя рассчитать, оно не возникает. Поэтому медицинская идея о том, что младенцев, дескать нельзя носить на руках, пускай они лежат в кроватках — это неправильная идея. Получается отставание в двигательном развитии. Ведь когда ты его носишь на руках, он не как куль лежит, он все время работает тонически, т. е. у него напряжены мышцы, и это напряжение мышц подготавливает их к выполнению движений. Обычное физиологическое правило.
В качестве резюме по всей теме я мог бы сказать только одно, что этот самый грубый анализ фактов из области волевых действий в узком значении этого термина, конечно, отнюдь не исчерпывает психологической проблемы воли. Напротив, это не более чем введение.
Источник. Леонтьев А. Н. Воля // Вестник Московского университета. Сер. 14, Психология. – 1993. – № 2. – С. 3-14.
"Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других." Вольтер
- Radugnyi
- Психолог
- Сообщения: 31199
- Зарегистрирован: 28 апр 2015, 11:19
- Репутация: 14266
- Откуда: СССР
Re: Общая психология
Комплекс (от лат. compensatio - связь, сочетание) - соединение отдельных психических процессов в целое, отличное от суммы своих элементов.
"... Концепцию комплекса, предложенную Юнгом в начале ХХ века, можно считать началом аналитической психологии как направления в глубинной психологии. Юнг проводя эксперименты по вербальным ассоциациям, наблюдал и описывал динамическую зависимость между сознанием и бессознательным. В этих экспериментах он отмечал реакцию пациента на слово -стимул и замерял время реакции. Проанализировав результаты, Юнг обнаружил, что самые медленные реакции группировались вокруг предметов, имеющих для пациента эмоциональную значимость. Например, если у пациента были трудности в общении с отцом, то при упоминании об отце пациент обнаруживал самые медленные реакции. При этом слова - стимулы не обязательно имели прямое отношение к отцу. Они ассоциировались с отцом в сознании пациента. Группы таких эмоционально заряженных понятий Юнг назвал комплексами.
"Комплекс" - это чувства, образы и воспоминания, группирующиеся вокруг какого-то одного понятия, и воспринимаемые разумом как единое целое."
"... Понятие комплекса является одним из самых значимых элементов в психоанализе. Однако Фрейд полагал, что все комплексы вращаются вокруг сексуально значимых событий на ранней стадии человеческой жизни. Если с помощью психоанализа ввести в сознание пациента его личные ассоциации, то цепочка ассоциаций активизирует память в направлении к сексуально заряженному события из детства. По мнению Фрейда, как только пациент осознает первоначальное событие, лежащее в основе комплекса, от комплекса ничего не останется и пациент будет исцелён. Более того, все комплексы Фрейд считал проявлением, или одним из аспектов единственного комплекса - Эдипа. Например - "отцовский комплекс", "материнский комплекс", "нарциссический комплекс". В других же случаях Фрейд избегал употреблять понятие комплекса. Он полагал, что термин "комплекс" ведёт к неоправданной типизации..."
Л .А. Мирская "Карл Густав Юнг"
" Комплекс неполноценности и его истоки.
Концепция индивидуальной теории личности
В отличие от Фрейда, акцентировавшего роль бессознательного и сексуальности как детерминант человеческого поведения, Адлер вводит в объяснение социальный фактор: характер человека складывается под воздействием его «жизненного стиля», то есть сложившейся в детстве системы целенаправленных стремлений, в которой реализуется потребность в достижении превосходства, самоутверждении как компенсации «комплекса неполноценности» (Адлер первым вводит этот термин).
Например, прославленный древнегреческий оратор Демосфен с детства страдал дефектом речи, а многие знаменитые полководцы — люди невысокого роста (Наполеон, А. В. Суворов).
Адлер считал, что изначально большинству детей присуще ощущение собственной неполноценности по сравнению со «всемогущими взрослыми», что ведёт к формированию у ребёнка комплекса неполноценности. Развитие личности, согласно воззрениям Адлера, зависит от того, каким образом этот комплекс будет компенсироваться. В патологических случаях человек может пытаться скомпенсировать свой комплекс неполноценности за счёт стремления к власти над другими (компенсаторная теория власти).
Главные ключевые принципы его теории можно разделить на:
чувство неполноценности и компенсация;
стремление к превосходству;
стиль жизни;
социальный интерес;
творческое Я;
порядок рождения;
фикционный финализм."
http://www.psychologos.ru/articles/view/alfred-adler
"... Концепцию комплекса, предложенную Юнгом в начале ХХ века, можно считать началом аналитической психологии как направления в глубинной психологии. Юнг проводя эксперименты по вербальным ассоциациям, наблюдал и описывал динамическую зависимость между сознанием и бессознательным. В этих экспериментах он отмечал реакцию пациента на слово -стимул и замерял время реакции. Проанализировав результаты, Юнг обнаружил, что самые медленные реакции группировались вокруг предметов, имеющих для пациента эмоциональную значимость. Например, если у пациента были трудности в общении с отцом, то при упоминании об отце пациент обнаруживал самые медленные реакции. При этом слова - стимулы не обязательно имели прямое отношение к отцу. Они ассоциировались с отцом в сознании пациента. Группы таких эмоционально заряженных понятий Юнг назвал комплексами.
"Комплекс" - это чувства, образы и воспоминания, группирующиеся вокруг какого-то одного понятия, и воспринимаемые разумом как единое целое."
"... Понятие комплекса является одним из самых значимых элементов в психоанализе. Однако Фрейд полагал, что все комплексы вращаются вокруг сексуально значимых событий на ранней стадии человеческой жизни. Если с помощью психоанализа ввести в сознание пациента его личные ассоциации, то цепочка ассоциаций активизирует память в направлении к сексуально заряженному события из детства. По мнению Фрейда, как только пациент осознает первоначальное событие, лежащее в основе комплекса, от комплекса ничего не останется и пациент будет исцелён. Более того, все комплексы Фрейд считал проявлением, или одним из аспектов единственного комплекса - Эдипа. Например - "отцовский комплекс", "материнский комплекс", "нарциссический комплекс". В других же случаях Фрейд избегал употреблять понятие комплекса. Он полагал, что термин "комплекс" ведёт к неоправданной типизации..."
Л .А. Мирская "Карл Густав Юнг"
" Комплекс неполноценности и его истоки.
Концепция индивидуальной теории личности
В отличие от Фрейда, акцентировавшего роль бессознательного и сексуальности как детерминант человеческого поведения, Адлер вводит в объяснение социальный фактор: характер человека складывается под воздействием его «жизненного стиля», то есть сложившейся в детстве системы целенаправленных стремлений, в которой реализуется потребность в достижении превосходства, самоутверждении как компенсации «комплекса неполноценности» (Адлер первым вводит этот термин).
Например, прославленный древнегреческий оратор Демосфен с детства страдал дефектом речи, а многие знаменитые полководцы — люди невысокого роста (Наполеон, А. В. Суворов).
Адлер считал, что изначально большинству детей присуще ощущение собственной неполноценности по сравнению со «всемогущими взрослыми», что ведёт к формированию у ребёнка комплекса неполноценности. Развитие личности, согласно воззрениям Адлера, зависит от того, каким образом этот комплекс будет компенсироваться. В патологических случаях человек может пытаться скомпенсировать свой комплекс неполноценности за счёт стремления к власти над другими (компенсаторная теория власти).
Главные ключевые принципы его теории можно разделить на:
чувство неполноценности и компенсация;
стремление к превосходству;
стиль жизни;
социальный интерес;
творческое Я;
порядок рождения;
фикционный финализм."
http://www.psychologos.ru/articles/view/alfred-adler
"Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других." Вольтер
- Radugnyi
- Психолог
- Сообщения: 31199
- Зарегистрирован: 28 апр 2015, 11:19
- Репутация: 14266
- Откуда: СССР
Re: Общая психология
ПОДСКАЗКИ ИЛИ МИРАЖИ?
ЗИГМУНД ФРЕЙД О СНОВИДЕНИЯХ
Полвека назад Станислав Ежи Лец пошутил: «Мне снился Фрейд… Что бы это значило?» В те годы тонкий юмор польского афориста мало кто сумел оценить, ведь о Фрейде и его идеях даже дипломированные психологи знали лишь понаслышке и относились к нему по заведенному в соцлагере принципу «Не читал, но осуждаю!» Но времена меняются, и в наши дни маятник общественного мнения резко качнулся в другую сторону: «Не читал, но преклоняюсь!»
ЗИГМУНД ФРЕЙД О СНОВИДЕНИЯХ
Полвека назад Станислав Ежи Лец пошутил: «Мне снился Фрейд… Что бы это значило?» В те годы тонкий юмор польского афориста мало кто сумел оценить, ведь о Фрейде и его идеях даже дипломированные психологи знали лишь понаслышке и относились к нему по заведенному в соцлагере принципу «Не читал, но осуждаю!» Но времена меняются, и в наши дни маятник общественного мнения резко качнулся в другую сторону: «Не читал, но преклоняюсь!»
на фоне которых любят фотографироваться нынешние самопровозглашенные интеллектуалы, томики Фрейда сменили сочинения классиков марксизма и Большую советскую энциклопедию. Правда, на фотографиях не видно, что нетронутые книги покрыты многолетним слоем пыли. Как иначе объяснить, что никто из «знатоков» не подаст голос в защиту венского мыслителя – против той пошлости и вульгарщины, которой обросли его идеи в обывательском сознании?
Зато несть числа желающим заработать на фрейдовском наследии, прикрываясь филькиной грамотой, которую под видом диплома выдают скороспелые местные «институты психоанализа». Самая сытная кормушка на этой ниве – толкование снов «по Фрейду». На рынке душеполезных услуг оно успешно соседствует с астрологией, хиромантией, снятием порчи и гаданием по ладони. Не верите? Поищите в Интернете «Сонник Фрейда». Долго искать, уверяю, не придется – подробный сонник моментально всплывет после первого запроса.
Сам Фрейд еще на заре прошлого века предвидел, что его теория подвергнется страшным искажениям и злоупотреблениям. И оказался прав. Ведь большая часть того вздора, который ему приписали на протяжении ХХ в., им вовсе не была сказана или написана. Так, никакого сонника Зигмунд Фрейд никогда не писал. Многое из приписанного ему Фрейд даже не имел в виду. Так что же он писал и говорил, что на самом деле имел в виду?
ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ
Четвертого ноября 1899 г. увидела свет первая психоаналитическая работа Зигмунда Фрейда «Толкование сновидений» (хотя на ее титульном листе из-датель предпочел поставить круглую дату – 1900-й).
Основателю психоанализа в ту пору было уже 43 года, и за его плечами был немалый опыт научной и клинической работы. Научного авторитета те изыскания пока не принесли. Даже наоборот. Исследования истерии привели его к выводу, что эта болезнь не является исключительно женской, как ранее считалось. Еще во второй половине ХIХ в. Предпринимались попытки лечить истерию с помощью хирургических операций на матке, да и само название болезни было производным от греческого histera – «матка».
В собрании коллег Фрейд сообщил о наблюдавшихся им случаях истерии у мужчин. Сообщение это было встречено в штыки, доклад Фрейда был буквально осмеян. Понадобилось еще много времени, прежде чем фрейдовский взгляд на истерию утвердился как общепринятый и даже тривиальный. Согласно формуле У. Джеймса, «сначала новую доктрину считают абсурдной; потом допускают, что она, возможно, справедлива, но несущественна; наконец, признав ее истинную важность, вчерашние противники оспаривают честь ее открытия». В конце века Фрейд со своим учением об истерии, увы, пребывал на первой из описанных стадий. А небезопасные опыты с кокаином и вовсе снискали ему в медицинских кругах Вены репутацию безответственного манипулятора.
Таким образом, книга «Толкование сновидений» была написана малоизвестным специалистом с сомнительной репутацией и не обещала ни научной сенсации, ни коммерческого успеха. Осторожный издатель выпустил всего 600 экземпляров книги и выплатил автору весьма скромный даже по тем временам гонорар, сравнимый с современной платой за один психоаналитический сеанс. Однако выход «Толкования сновидений» знаменовал собой подлинный переворот в представлениях о душевной жизни и фактически открывал новую эпоху в развитии науки о человеке.
НАБЛЮДАЙ ЭТО
Замысел книги родился у Фрейда давно, и его возникновение даже можно точно датировать по личным воспоминаниям автора. Летом 1895 г. семья Фрейда поселилась в замке Бельвью в предместье Вены, и в ночьс 23 на 24 июля ему приснился сон, который он впервые подверг детальному анализу. Несколько лет спустя, обедая с Э. Джонсом в ресторане на террасе замка Бельвью, Фрейд рассказал ему, что именно на этом месте его осенило великое открытие. Джонс полушутя заметил, что здесь стоило бы поместить мемориальную табличку. Фрейд вряд ли оценил его юмор. Ведь задолго до этого ему самому приходила мысль о мраморной доске с надписью: «Здесь 24 июля 1895 г. доктору Зигмунду Фрейду открылась тайна сновидения».
Фрейдовская концепция толкования сновидений вызревала в ходе наблюдений за пациентами. Следуя за их ассоциациями, которые по мере бесед становились все более свободными, Фрейд заметил, что пациенты часто вставляют в поток ассоциаций описания своих сновидений, которые, в свою очередь, вызывают новые ассоциации. Из ряда наблюдений родилась догадка, что сущностью сновидения выступает осуществление скрытого желания.
Еще в марте 1894 г. Фрейд документировал сон некоего студента-медика. Тот, не желая вставать по утрам, нередко видел во сне, будто уже находится на занятиях в больнице. Описание этого случая вошло в книгу «Толкование сновидений». Как видим, никакой сексуальной подоплеки в нем обнаружить не удается. Вообще, для «Толкования сновидений» еще не характерен тот глобальный пансексуализм, который отличает последующие труды Фрейда.
Основное содержание книги составляет толкование собственных сновидений автора, что делает ее весьма своеобразной и очень откровенной автобиографией. Позднее, упрекая своих биографов, Фрейд говорил, что он уже и сам более чем достаточно рассказал о себе, в первую очередь имея в виду эту необычную книгу-исповедь. (Небезынтересно, что и автобиография «раскольника» Юнга называется «Воспоминания. Сны. Размышления».)
Фрейд считал, что сновидение является охранителем нарушений сна и «представляет собой особый способ устранения мешающих спать раздражений путем галлюцинаторного их удовлетворения». При этом он истолковывал сновидение как символическое осуществление вытесненных желаний. Полагая, что сновидения и бред «происходят из одного и того же источника», Фрейд с некоторыми оговорками определял сновидение как «физиологический бред нормального человека».
По Фрейду, «механизмы образования сновидений являются прототипом способа возникновения невротических симптомов», в силу чего сновидения являют собой универсальный невротический симптом, проявляющийся у невротиков и у всех здоровых людей. «Среди этих недавно открытых психических процессов особенно надо отметить процессы сгущения и смещения. Работа сновидения – это особый случай эффектов, влияющих друг на друга со стороны двух разных психических групп. Иначе говоря, это результат психического расщепления, которое, очевидно, идентично во всех существенных чертах процессу искажения, преобразующему подавленные комплексы в симптомы там, где подавление оказывается недостаточным».
Фрейд считал, что «толкование сновидений есть столбовая дорога к познанию бессознательного в душевной жизни».
Уже в этой его первой работе обозначены основные положения психоаналитической теории. «Вам придется с изумлением узнать из анализа сновидений, какую неожиданно большую роль в человеческом развитии сыграли впечатления и опыт раннего детства.
В сновиденческой жизни человека ребенок, который продолжает жить в мужчине таким же, каким он был в детстве, сохраняет все свои характеристики и импульсы желаний, хотя ему – взрослому – они уже не нужны. С неодолимой силой к вам возвращаются моменты развития, подавления, сублимации и формирования реакций, посредством которых и вырастает дитя с совершенно иными врожденными данными, вырастает во взрослую личность, в носителя, а частично и в жертву цивилизации, которую он обрел с таким трудом».
«Толкование сновидений» явилось первым шагом к становлению психоаналитической концепции бессознательного. Эту работу Фрейд считал центральной для своего творчества. Без ложной скромности он так оценивал свой труд: «Это великолепное открытие – вероятно, единственное, что меня переживет». Он, однако, не питал иллюзий относительно приема, который уготован книге. В письме к другу, доктору Флиссу, Фрейд делится своими житейскими планами, но вставляет ремарку: «Это – если все будет хорошо, если у меня будут средства к существованию, а меня самого не посадят в тюрьму, не подвергнут линчеванию или бойкоту из-за моей книги о сновидениях!».
До линчевания дело не дошло, однако прием книге был действительно оказан прохладный. За первые шесть недель было продано 123 экземпляра. Научные издания выход книги проигнорировали. Лишь газета Zeit опубликовала весьма пренебрежительную рецензию, которая положила конец какой-либо распродаже книги в Вене.
В последующие два года удалось продать еще 228 экземпляров, а на реализацию всего тиража ушло восемь лет! (Ныне каждый год выходят переиздания книги по всему миру, и тысячи экземпляров продаются ежемесячно.) Отношение к теории Фрейда менялось очень медленно. Еще в 1927 г. некий профессор Хохе из Фрайбурга в своей книге «Грезящее Я» ставил «Толкование сновидений» Фрейда на одну доску с «хорошо известными сонниками, которые можно найти в столах у кухарок».
Впрочем, для многих ищущих умов книга Фрейда явилась источником откровений. Молодой солдат Леопольд Сонди даже положил ее в свой ранец, отправляясь на поля Первой мировой войны. Однажды батальон Сонди буквально выкосило шрапнелью, и сам он, вжавшись в землю, с ужасом ждал, когда его пронзит раскаленный металл. После обстрела, еще не веря, что спасен, Сонди обнаружил предназначавшийся ему осколок застрявшим в переплете книги Фрейда. Так что, если бы не «Толкование сновидений», мы бы не знали сегодня оригинального теста Сонди!
Первые переводы книги были сделаны в 1913 г. на английский и русский (!) языки. Затем последовали переводы на испанский (1922 г.), французский (1926 г.), шведский (1927 г.), японский (1930 г.), венгерский (1934 г.) и чешский (1938 г.).
Эпиграфом к книге Фрейд предпослал строчки из «Энеиды» Вергилия: «Если не трону небесных богов, ад всколыхну я». Пророческие слова!
ПЕТР АРИСКИН
психолог
Зато несть числа желающим заработать на фрейдовском наследии, прикрываясь филькиной грамотой, которую под видом диплома выдают скороспелые местные «институты психоанализа». Самая сытная кормушка на этой ниве – толкование снов «по Фрейду». На рынке душеполезных услуг оно успешно соседствует с астрологией, хиромантией, снятием порчи и гаданием по ладони. Не верите? Поищите в Интернете «Сонник Фрейда». Долго искать, уверяю, не придется – подробный сонник моментально всплывет после первого запроса.
Сам Фрейд еще на заре прошлого века предвидел, что его теория подвергнется страшным искажениям и злоупотреблениям. И оказался прав. Ведь большая часть того вздора, который ему приписали на протяжении ХХ в., им вовсе не была сказана или написана. Так, никакого сонника Зигмунд Фрейд никогда не писал. Многое из приписанного ему Фрейд даже не имел в виду. Так что же он писал и говорил, что на самом деле имел в виду?
ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ
Четвертого ноября 1899 г. увидела свет первая психоаналитическая работа Зигмунда Фрейда «Толкование сновидений» (хотя на ее титульном листе из-датель предпочел поставить круглую дату – 1900-й).
Основателю психоанализа в ту пору было уже 43 года, и за его плечами был немалый опыт научной и клинической работы. Научного авторитета те изыскания пока не принесли. Даже наоборот. Исследования истерии привели его к выводу, что эта болезнь не является исключительно женской, как ранее считалось. Еще во второй половине ХIХ в. Предпринимались попытки лечить истерию с помощью хирургических операций на матке, да и само название болезни было производным от греческого histera – «матка».
В собрании коллег Фрейд сообщил о наблюдавшихся им случаях истерии у мужчин. Сообщение это было встречено в штыки, доклад Фрейда был буквально осмеян. Понадобилось еще много времени, прежде чем фрейдовский взгляд на истерию утвердился как общепринятый и даже тривиальный. Согласно формуле У. Джеймса, «сначала новую доктрину считают абсурдной; потом допускают, что она, возможно, справедлива, но несущественна; наконец, признав ее истинную важность, вчерашние противники оспаривают честь ее открытия». В конце века Фрейд со своим учением об истерии, увы, пребывал на первой из описанных стадий. А небезопасные опыты с кокаином и вовсе снискали ему в медицинских кругах Вены репутацию безответственного манипулятора.
Таким образом, книга «Толкование сновидений» была написана малоизвестным специалистом с сомнительной репутацией и не обещала ни научной сенсации, ни коммерческого успеха. Осторожный издатель выпустил всего 600 экземпляров книги и выплатил автору весьма скромный даже по тем временам гонорар, сравнимый с современной платой за один психоаналитический сеанс. Однако выход «Толкования сновидений» знаменовал собой подлинный переворот в представлениях о душевной жизни и фактически открывал новую эпоху в развитии науки о человеке.
НАБЛЮДАЙ ЭТО
Замысел книги родился у Фрейда давно, и его возникновение даже можно точно датировать по личным воспоминаниям автора. Летом 1895 г. семья Фрейда поселилась в замке Бельвью в предместье Вены, и в ночьс 23 на 24 июля ему приснился сон, который он впервые подверг детальному анализу. Несколько лет спустя, обедая с Э. Джонсом в ресторане на террасе замка Бельвью, Фрейд рассказал ему, что именно на этом месте его осенило великое открытие. Джонс полушутя заметил, что здесь стоило бы поместить мемориальную табличку. Фрейд вряд ли оценил его юмор. Ведь задолго до этого ему самому приходила мысль о мраморной доске с надписью: «Здесь 24 июля 1895 г. доктору Зигмунду Фрейду открылась тайна сновидения».
Фрейдовская концепция толкования сновидений вызревала в ходе наблюдений за пациентами. Следуя за их ассоциациями, которые по мере бесед становились все более свободными, Фрейд заметил, что пациенты часто вставляют в поток ассоциаций описания своих сновидений, которые, в свою очередь, вызывают новые ассоциации. Из ряда наблюдений родилась догадка, что сущностью сновидения выступает осуществление скрытого желания.
Еще в марте 1894 г. Фрейд документировал сон некоего студента-медика. Тот, не желая вставать по утрам, нередко видел во сне, будто уже находится на занятиях в больнице. Описание этого случая вошло в книгу «Толкование сновидений». Как видим, никакой сексуальной подоплеки в нем обнаружить не удается. Вообще, для «Толкования сновидений» еще не характерен тот глобальный пансексуализм, который отличает последующие труды Фрейда.
Основное содержание книги составляет толкование собственных сновидений автора, что делает ее весьма своеобразной и очень откровенной автобиографией. Позднее, упрекая своих биографов, Фрейд говорил, что он уже и сам более чем достаточно рассказал о себе, в первую очередь имея в виду эту необычную книгу-исповедь. (Небезынтересно, что и автобиография «раскольника» Юнга называется «Воспоминания. Сны. Размышления».)
Фрейд считал, что сновидение является охранителем нарушений сна и «представляет собой особый способ устранения мешающих спать раздражений путем галлюцинаторного их удовлетворения». При этом он истолковывал сновидение как символическое осуществление вытесненных желаний. Полагая, что сновидения и бред «происходят из одного и того же источника», Фрейд с некоторыми оговорками определял сновидение как «физиологический бред нормального человека».
По Фрейду, «механизмы образования сновидений являются прототипом способа возникновения невротических симптомов», в силу чего сновидения являют собой универсальный невротический симптом, проявляющийся у невротиков и у всех здоровых людей. «Среди этих недавно открытых психических процессов особенно надо отметить процессы сгущения и смещения. Работа сновидения – это особый случай эффектов, влияющих друг на друга со стороны двух разных психических групп. Иначе говоря, это результат психического расщепления, которое, очевидно, идентично во всех существенных чертах процессу искажения, преобразующему подавленные комплексы в симптомы там, где подавление оказывается недостаточным».
Фрейд считал, что «толкование сновидений есть столбовая дорога к познанию бессознательного в душевной жизни».
Уже в этой его первой работе обозначены основные положения психоаналитической теории. «Вам придется с изумлением узнать из анализа сновидений, какую неожиданно большую роль в человеческом развитии сыграли впечатления и опыт раннего детства.
В сновиденческой жизни человека ребенок, который продолжает жить в мужчине таким же, каким он был в детстве, сохраняет все свои характеристики и импульсы желаний, хотя ему – взрослому – они уже не нужны. С неодолимой силой к вам возвращаются моменты развития, подавления, сублимации и формирования реакций, посредством которых и вырастает дитя с совершенно иными врожденными данными, вырастает во взрослую личность, в носителя, а частично и в жертву цивилизации, которую он обрел с таким трудом».
«Толкование сновидений» явилось первым шагом к становлению психоаналитической концепции бессознательного. Эту работу Фрейд считал центральной для своего творчества. Без ложной скромности он так оценивал свой труд: «Это великолепное открытие – вероятно, единственное, что меня переживет». Он, однако, не питал иллюзий относительно приема, который уготован книге. В письме к другу, доктору Флиссу, Фрейд делится своими житейскими планами, но вставляет ремарку: «Это – если все будет хорошо, если у меня будут средства к существованию, а меня самого не посадят в тюрьму, не подвергнут линчеванию или бойкоту из-за моей книги о сновидениях!».
До линчевания дело не дошло, однако прием книге был действительно оказан прохладный. За первые шесть недель было продано 123 экземпляра. Научные издания выход книги проигнорировали. Лишь газета Zeit опубликовала весьма пренебрежительную рецензию, которая положила конец какой-либо распродаже книги в Вене.
В последующие два года удалось продать еще 228 экземпляров, а на реализацию всего тиража ушло восемь лет! (Ныне каждый год выходят переиздания книги по всему миру, и тысячи экземпляров продаются ежемесячно.) Отношение к теории Фрейда менялось очень медленно. Еще в 1927 г. некий профессор Хохе из Фрайбурга в своей книге «Грезящее Я» ставил «Толкование сновидений» Фрейда на одну доску с «хорошо известными сонниками, которые можно найти в столах у кухарок».
Впрочем, для многих ищущих умов книга Фрейда явилась источником откровений. Молодой солдат Леопольд Сонди даже положил ее в свой ранец, отправляясь на поля Первой мировой войны. Однажды батальон Сонди буквально выкосило шрапнелью, и сам он, вжавшись в землю, с ужасом ждал, когда его пронзит раскаленный металл. После обстрела, еще не веря, что спасен, Сонди обнаружил предназначавшийся ему осколок застрявшим в переплете книги Фрейда. Так что, если бы не «Толкование сновидений», мы бы не знали сегодня оригинального теста Сонди!
Первые переводы книги были сделаны в 1913 г. на английский и русский (!) языки. Затем последовали переводы на испанский (1922 г.), французский (1926 г.), шведский (1927 г.), японский (1930 г.), венгерский (1934 г.) и чешский (1938 г.).
Эпиграфом к книге Фрейд предпослал строчки из «Энеиды» Вергилия: «Если не трону небесных богов, ад всколыхну я». Пророческие слова!
ПЕТР АРИСКИН
психолог
"Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других." Вольтер
- Radugnyi
- Психолог
- Сообщения: 31199
- Зарегистрирован: 28 апр 2015, 11:19
- Репутация: 14266
- Откуда: СССР
Re: Общая психология
Привычка поздно ложиться спать может привести к психическим заболеваниям
Ученые из Университета Глазго (Шотландия) выяснили, что поздний отход ко сну приводит к появлению рассеянного склероза и болезни Альцгеймера. Исследование специалистов опубликовано в журнале The Lancet.
Специалисты провели межгрупповой анализ образа жизни 91105 участников исследования в возрасте от 37 до 73 лет.
Активность респондентов регистрировалась наручными браслетами. Данные, полученные от браслетов, позволили рассчитать цикл бодрствования и сна людей.
Выяснилось, что у каждого 25 участника, наблюдалась пониженная активность днем и повышенная — ночью.
Изучив медицинские данные всех респондентов, исследователи установили, что у данной категории риск появления биполярного расстройства был на 11% выше, чем у тех, кто спит по режиму.
Помимо этого, 6% оказались склонны к депрессивным состояниям и чаще испытывали чувство одиночества.
[quote]«Эта категория респондентов чаще прибегала к ночным активностям — в частности, просмотру постов в социальных сетях на смартфоне. Таким образом происходят сбои биоритмов бодрствования и сна, что ведет к нарушениям психического здоровья», — приводит The Independent слова одного из авторов исследования Дэниэла Смита.[/quote]
Ученые подчеркнули, что мозг воспринимает свет от гаджетов как дневной и перестает выделять мелатонин. Бороться с данной проблемой, по словам специалистов, поможет высокая активность днем и покой ночью.
Ученые из Университета Глазго (Шотландия) выяснили, что поздний отход ко сну приводит к появлению рассеянного склероза и болезни Альцгеймера. Исследование специалистов опубликовано в журнале The Lancet.
Специалисты провели межгрупповой анализ образа жизни 91105 участников исследования в возрасте от 37 до 73 лет.
Активность респондентов регистрировалась наручными браслетами. Данные, полученные от браслетов, позволили рассчитать цикл бодрствования и сна людей.
Выяснилось, что у каждого 25 участника, наблюдалась пониженная активность днем и повышенная — ночью.
Изучив медицинские данные всех респондентов, исследователи установили, что у данной категории риск появления биполярного расстройства был на 11% выше, чем у тех, кто спит по режиму.
Помимо этого, 6% оказались склонны к депрессивным состояниям и чаще испытывали чувство одиночества.
[quote]«Эта категория респондентов чаще прибегала к ночным активностям — в частности, просмотру постов в социальных сетях на смартфоне. Таким образом происходят сбои биоритмов бодрствования и сна, что ведет к нарушениям психического здоровья», — приводит The Independent слова одного из авторов исследования Дэниэла Смита.[/quote]
Ученые подчеркнули, что мозг воспринимает свет от гаджетов как дневной и перестает выделять мелатонин. Бороться с данной проблемой, по словам специалистов, поможет высокая активность днем и покой ночью.
"Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других." Вольтер
- Radugnyi
- Психолог
- Сообщения: 31199
- Зарегистрирован: 28 апр 2015, 11:19
- Репутация: 14266
- Откуда: СССР
Re: Общая психология
ПОНЯТИЕ И СВОЙСТВА ВОСПРИЯТИЯ.
В. - отражение предмета в целом, в совокупности его частей при непосредственном воздействии раздражителя на органы чувств.
В отличии от ощущений, в которых отражаются отдельные свойства раздражителя, восприятие отражает предмет в целом.
Особенности восприятия:
Предметность - способность отражать объекты и явления реального мира не в виде набора не связанных друг с другом ощущений, а в форме отдельных предметов.
Целостность - восприятие даёт образ предмета. Складывается на основе обобщения получаемой в виде различных ощущений информации об отдельных свойствах и качествах предмета.
Структурность - заключается в том, что мы воспринимаем абстрагированную от ощущений обобщённую структуру, которая формируется в течение некоторого времени (мелодия, а не отдельные звуки нот).
Константность - относительное постоянство некоторых свойств предметов при изменении условий их восприятия (грузовик - далеко - близко).К. восприятия объясняется опытом, приобретённым в процессе индивидуального развития личности.
Осмысленность - сознательно воспринять предмет - это значит мысленно назвать его, то есть отнести к определённой группе, классу, обобщить его в слове.
Апперцепция - зависимость восприятия от общего содержания нашей психической жизни. Влияние на В. оказывают задачи и мотивы деятельности, интересы и направленность, установки и эмоции.
Иллюзия восприятия - явление ошибочного (ложного) или искажённого восприятия.
Активность (или избирательность) - в любой момент времени мы воспринимаем только один предмет или конкретную группу предметов, в то время как остальные объекты реального мира являются фоном нашего восприятия, то есть не отражаются в нашем сознании.
ВИДЫ ВОСПРИЯТИЯ:
Зрительное, слуховое, осязательное и т.д.
Восприятие пространства - отражение объективно существующего пространства - включает:
1) В. величины предмета
2) В. глубины и удалённости предметов
3) Восприятие формы.
Восприятие времени - отражение объективной деятельности, скорости и последовательности явлений действительности. Закон эмоционально детерминированной оценки времени - связывает процесс с эмоциональными переживаниями.
Восприятие движения - отражение изменения положения, которое объекты занимают в пространстве (скорость, ускорение, направление). Действительные и кажущиеся движения. Мультипликация (чередующиеся картинки).
В. - отражение предмета в целом, в совокупности его частей при непосредственном воздействии раздражителя на органы чувств.
В отличии от ощущений, в которых отражаются отдельные свойства раздражителя, восприятие отражает предмет в целом.
Особенности восприятия:
Предметность - способность отражать объекты и явления реального мира не в виде набора не связанных друг с другом ощущений, а в форме отдельных предметов.
Целостность - восприятие даёт образ предмета. Складывается на основе обобщения получаемой в виде различных ощущений информации об отдельных свойствах и качествах предмета.
Структурность - заключается в том, что мы воспринимаем абстрагированную от ощущений обобщённую структуру, которая формируется в течение некоторого времени (мелодия, а не отдельные звуки нот).
Константность - относительное постоянство некоторых свойств предметов при изменении условий их восприятия (грузовик - далеко - близко).К. восприятия объясняется опытом, приобретённым в процессе индивидуального развития личности.
Осмысленность - сознательно воспринять предмет - это значит мысленно назвать его, то есть отнести к определённой группе, классу, обобщить его в слове.
Апперцепция - зависимость восприятия от общего содержания нашей психической жизни. Влияние на В. оказывают задачи и мотивы деятельности, интересы и направленность, установки и эмоции.
Иллюзия восприятия - явление ошибочного (ложного) или искажённого восприятия.
Активность (или избирательность) - в любой момент времени мы воспринимаем только один предмет или конкретную группу предметов, в то время как остальные объекты реального мира являются фоном нашего восприятия, то есть не отражаются в нашем сознании.
ВИДЫ ВОСПРИЯТИЯ:
Зрительное, слуховое, осязательное и т.д.
Восприятие пространства - отражение объективно существующего пространства - включает:
1) В. величины предмета
2) В. глубины и удалённости предметов
3) Восприятие формы.
Восприятие времени - отражение объективной деятельности, скорости и последовательности явлений действительности. Закон эмоционально детерминированной оценки времени - связывает процесс с эмоциональными переживаниями.
Восприятие движения - отражение изменения положения, которое объекты занимают в пространстве (скорость, ускорение, направление). Действительные и кажущиеся движения. Мультипликация (чередующиеся картинки).
"Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других." Вольтер
- Radugnyi
- Психолог
- Сообщения: 31199
- Зарегистрирован: 28 апр 2015, 11:19
- Репутация: 14266
- Откуда: СССР
Re: Общая психология
Сложные эмоции человека одним словом.
состояние, когда хорошо знакомое слово вертится на языке, но вспомнить его никак не выходит.
2. Вертиго — ощущение, будто мир вокруг тебя вращается или движется, хотя, конечно, это не так.
3. Депривация — психическое состояние, при котором человек чувствует, что его потребности удовлетворены недостаточно.
4. Дисания — состояние, при котором практически невозможно с утра встать с постели и заняться обычными делами.
5. Дисфория — форма болезненно-пониженного настроения с оттенком мрачной раздражительности, чувством неприязни к окружающим. Чувство противоположное «эйфории».
6. Жуска — состояние, когда снова и снова прокручиваешь в голове разговор с кем-то, подыскиваешь аргументы.
7. Инсайт — внезапное, отчасти интуитивное понимание насущной проблемы, когда решение вдруг становится очевидным.
8. Катарсис — духовное очищение, которое обычно возникает при сопереживании или восприятии произведения искусства.
9. Кризализм — чувство защищенности и покоя, которое испытываешь в тёплом и сухом доме, когда за стенами бушует непогода.
10. Либеросис — желание поменьше переживать по разным поводам. То самое чувство, которое испытываешь при мысли «вот бы снова стать ребенком».
11. Опия — возбуждение и ощущение вторжения, которое мы испытываем, когда обмениваемся с кем-либо пристальным взглядом. Контакт глаза-в-глаза вызывает прилив энергии.
12. Дежавю — это чувство знакомо почти всем: как будто мы бывали здесь прежде или как если бы то же событие повторялось во второй раз. Психологи, исследующие память, видят причину в том, что наш прошлый опыт в каких-то чертах кажется сходным с текущим переживанием. Около 75% людей сообщают, что переживали дежавю.
13. Эллипсизм- чувство печали, которые испытывает тот, кто вдруг понимает, что не увидит будущего. Например, старый человек может грустить из-за того, что не увидит, как его новорожденный внук станет взрослым.
14. Адронитис — досада, которую мы испытываем, заведя новое интересное знакомство, если при этом ясно понимаем, что для того, чтобы полностью узнать этого замечательного человека, уйдет много-много времени. Нам хочется, чтоб это произошло быстрее, но мы знаем, что это невозможно.
15. Энуэмент — желание вернуться в прошлое, чтобы рассказать себе о будущем. Мы испытываем это горькое чувство, когда мы наконец оказываемся в будущем и получаем ответы на все вопросы, которые нас когда-то мучили. В этот момент мы хотим вернуться в прошлое и поделиться с собой тем, что мы узнали, передать весточку и ободрить свое более молодое и неуверенное «Я».
16. Зенозина — ощущение ускорения времени с годами. Название для этого чувства образовано соединением имени Зенона (автора известного парадокса про невозможность движения) и Мнемозины, которая олицетворяла в греческой мифологии память.
17. Состояние фугу- психологическое состояние, в котором индивид ходит, что-то делает и разговаривает, но не сознает этого и потом не помнит своих действий. Фугу может появиться вследствие употребления алкоголя или наркотиков.
18. Мерехлюндия — упадок духа, уныние, грустное настроение, минорное настроение, унылость, меланхолия,
19. Алекситимия- особое состояние, когда хочешь выразить свои чувства, но никак не можешь найти подходящие слова или другой способ. Психологическая проблема, неспособность к выражению эмоций в устной форме.
20. Саспенс — состояние тревожного ожидания и боязни неизвестного.
21. Фриссон — озноб или мурашки по телу во время прослушивания любимой или прекрасной музыки.
22. Прострация-угнетённое, подавленное состояние, полное безразличие к окружающему.
23. Эйфория - переживание сильного душевного подъема, веселого настроения, чувства оптимизма, абсолютного благополучия.
24. Экзальтация — эмоциональное состояние приподнятой оживленности с оттенком неестественной восторженности, у которой вроде бы нет повода. Проявляется то в виде мечтательного настроения, то необъяснимого воодушевления.
2. Вертиго — ощущение, будто мир вокруг тебя вращается или движется, хотя, конечно, это не так.
3. Депривация — психическое состояние, при котором человек чувствует, что его потребности удовлетворены недостаточно.
4. Дисания — состояние, при котором практически невозможно с утра встать с постели и заняться обычными делами.
5. Дисфория — форма болезненно-пониженного настроения с оттенком мрачной раздражительности, чувством неприязни к окружающим. Чувство противоположное «эйфории».
6. Жуска — состояние, когда снова и снова прокручиваешь в голове разговор с кем-то, подыскиваешь аргументы.
7. Инсайт — внезапное, отчасти интуитивное понимание насущной проблемы, когда решение вдруг становится очевидным.
8. Катарсис — духовное очищение, которое обычно возникает при сопереживании или восприятии произведения искусства.
9. Кризализм — чувство защищенности и покоя, которое испытываешь в тёплом и сухом доме, когда за стенами бушует непогода.
10. Либеросис — желание поменьше переживать по разным поводам. То самое чувство, которое испытываешь при мысли «вот бы снова стать ребенком».
11. Опия — возбуждение и ощущение вторжения, которое мы испытываем, когда обмениваемся с кем-либо пристальным взглядом. Контакт глаза-в-глаза вызывает прилив энергии.
12. Дежавю — это чувство знакомо почти всем: как будто мы бывали здесь прежде или как если бы то же событие повторялось во второй раз. Психологи, исследующие память, видят причину в том, что наш прошлый опыт в каких-то чертах кажется сходным с текущим переживанием. Около 75% людей сообщают, что переживали дежавю.
13. Эллипсизм- чувство печали, которые испытывает тот, кто вдруг понимает, что не увидит будущего. Например, старый человек может грустить из-за того, что не увидит, как его новорожденный внук станет взрослым.
14. Адронитис — досада, которую мы испытываем, заведя новое интересное знакомство, если при этом ясно понимаем, что для того, чтобы полностью узнать этого замечательного человека, уйдет много-много времени. Нам хочется, чтоб это произошло быстрее, но мы знаем, что это невозможно.
15. Энуэмент — желание вернуться в прошлое, чтобы рассказать себе о будущем. Мы испытываем это горькое чувство, когда мы наконец оказываемся в будущем и получаем ответы на все вопросы, которые нас когда-то мучили. В этот момент мы хотим вернуться в прошлое и поделиться с собой тем, что мы узнали, передать весточку и ободрить свое более молодое и неуверенное «Я».
16. Зенозина — ощущение ускорения времени с годами. Название для этого чувства образовано соединением имени Зенона (автора известного парадокса про невозможность движения) и Мнемозины, которая олицетворяла в греческой мифологии память.
17. Состояние фугу- психологическое состояние, в котором индивид ходит, что-то делает и разговаривает, но не сознает этого и потом не помнит своих действий. Фугу может появиться вследствие употребления алкоголя или наркотиков.
18. Мерехлюндия — упадок духа, уныние, грустное настроение, минорное настроение, унылость, меланхолия,
19. Алекситимия- особое состояние, когда хочешь выразить свои чувства, но никак не можешь найти подходящие слова или другой способ. Психологическая проблема, неспособность к выражению эмоций в устной форме.
20. Саспенс — состояние тревожного ожидания и боязни неизвестного.
21. Фриссон — озноб или мурашки по телу во время прослушивания любимой или прекрасной музыки.
22. Прострация-угнетённое, подавленное состояние, полное безразличие к окружающему.
23. Эйфория - переживание сильного душевного подъема, веселого настроения, чувства оптимизма, абсолютного благополучия.
24. Экзальтация — эмоциональное состояние приподнятой оживленности с оттенком неестественной восторженности, у которой вроде бы нет повода. Проявляется то в виде мечтательного настроения, то необъяснимого воодушевления.
"Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других." Вольтер
- Radugnyi
- Психолог
- Сообщения: 31199
- Зарегистрирован: 28 апр 2015, 11:19
- Репутация: 14266
- Откуда: СССР
Re: Общая психология
В тему восприятия:
"Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других." Вольтер
- Radugnyi
- Психолог
- Сообщения: 31199
- Зарегистрирован: 28 апр 2015, 11:19
- Репутация: 14266
- Откуда: СССР
Re: Общая психология
Когнитивная нейробиология
Нейробиолог Нил Берджесс об истоках нейронаук, использовании препаратов в клинической психологии и революции в молекулярной биологии
Нейронауки изучают нейроны — основной элемент нашего мозга, отвечающий за мышление, действия и чувства. Люди в течение последних ста с небольшим лет изучали нейроны и биологию их функционирования, роста и взаимодействия. Для этого зачастую проводили эксперименты на срезах мозга в чашке и исследовали работу нейронов на микроскопическом уровне. Параллельно развивались исследования психологии и поведения — того, как мы ведем себя, воспринимаем и запоминаем информацию и как действуем в повседневной жизни. В определенный момент люди стали понимать, что именно мозг генерирует наше поведение и что нейроны являются ключевыми элементами в этом процессе. Именно в этот момент нейронауки и исследования когнитивной деятельности стали взаимодействовать.
Нейробиолог Нил Берджесс об истоках нейронаук, использовании препаратов в клинической психологии и революции в молекулярной биологии
Нейронауки изучают нейроны — основной элемент нашего мозга, отвечающий за мышление, действия и чувства. Люди в течение последних ста с небольшим лет изучали нейроны и биологию их функционирования, роста и взаимодействия. Для этого зачастую проводили эксперименты на срезах мозга в чашке и исследовали работу нейронов на микроскопическом уровне. Параллельно развивались исследования психологии и поведения — того, как мы ведем себя, воспринимаем и запоминаем информацию и как действуем в повседневной жизни. В определенный момент люди стали понимать, что именно мозг генерирует наше поведение и что нейроны являются ключевыми элементами в этом процессе. Именно в этот момент нейронауки и исследования когнитивной деятельности стали взаимодействовать.
Когда люди начали изучать основы функционирования конкретных нейронов и нейронных систем в головном мозге и их влияние на наше поведение, мышление и восприятие, возникла область когнитивной нейробиологии. В ней пересекаются молекулярная, биологическая нейронаука и когнитивная психология, исследование поведения. К ней относятся, например, ранние эксперименты на животных моделях, в которых записывалась активность индивидуальных нейронов, или, например, исследования пациентов с неврологическими заболеваниями: как повреждения определенных участков мозга влияют на поведение, что вы можете или не можете делать после повреждения определенной части мозга или определенного нейрона.
Так началась когнитивная нейробиология. Приблизительно в конце 1960-х — начале 1970-х годов она стала областью знания и начала расширяться, а к 1990-м годам превратилась в крупную сферу исследований. Стало ясно, что почти всем разделам психологии необходимо иметь представление о взаимосвязи мозга и того вида когнитивной деятельности, который они изучали. Почти всем нейронаукам, которым была интересна биология нейронов, нужно было понимать, что конкретно они делают, как они образуют мозг и влияют на наше поведение и восприятие.
В середине 1990-х годов Университетский колледж Лондона принял решение создать первый в Великобритании Институт когнитивной нейробиологии. Люди, занимающиеся психологией, неврологией и нейронауками, объединились, чтобы понять, какие у них есть общие знания о том, как мозг работает и как он помогает нам в восприятии окружающего мира, мышлении и формировании памяти. Сейчас в когнитивной нейробиологии есть множество разделов. Например, нам интересно, как мы воспринимаем окружающий мир (то есть зрение, слух, осязание), а также как мы движемся — этим занимается моторная нейробиология. Кроме того, людям интересна высшая когнитивная деятельность: мышление, память, планирование, принятие решений и так далее. Всеми этими областями знания занимается и традиционная психология, но теперь людям стало интересно, как мозг обеспечивает все эти функции, и мы видим, что когнитивная нейробиология также начала заниматься всеми ранее перечисленными вопросами. Мы исследуем, как работа нейронов в зрительной коре представляет то, что мы видим (пионерами в этой области выступили Хьюбел и Визель в 1960-х годах). Развивается моторная нейробиология и понимание того, как активность нейронов, например, в моторной коре позволяет через спинной мозг контролировать сокращение мышц и движение. А между восприятием и действиями есть огромная область когнитивной деятельности, которая включает вопросы о том, как мы запоминаем прошедшие события и как они могут повлиять на наши дальнейшие действия, как мы думаем о будущем, что планируем делать. И это я еще не упомянул язык, который для людей является несомненно важной областью, хотя на животных его изучать немного сложнее. Во всех этих областях появилось целое поколение потрясающих идей и открытий.
Нейробиология как междисциплинарная наука
Сегодня в когнитивной нейробиологии мы видим специалистов, которые пришли в эту область не из обычной психологии, неврологии или биологии. Такие есть, но также встречаются люди, которые раньше изучали физику или инженерное дело, и с такой подготовкой им легче разрабатывать эксперименты или использовать новые, онлайн-технологии. Так что развитие технологий — это один из двигателей когнитивной нейробиологии и осознания того, что мозг — это ключ к пониманию многих аспектов поведения и когнитивной деятельности.
Мы видим это в самых разных областях. Например, в базовой нейронауке технологии молекулярной биологии и оптогенетика позволяют нам влиять на активность паттернов нейронов разных видов, наблюдать, как это сказывается на поведении, и фиксировать такую активность. В когнитивной нейробиологии мы разработали функциональную нейровизуализацию, которая позволила нам взглянуть на метаболическую активность и на то, как она меняется во всем мозге по мере того, как люди думают о разных вещах, что-то чувствуют или даже делают — если они не очень сильно при этом шевелят головой в сканере. С учетом этого технологического прорыва растет роль специалистов по теории вычислительных машин и систем, инженеров, физиков и так далее, и они приходят в эту область, чтобы извлечь из новых технологий максимум пользы, то есть позволить нам проводить новые эксперименты и, таким образом, дать всей этой области продолжить расширяться и совершать новые открытия. Совместная работа людей из разных отраслей знания позволила совершить в когнитивной нейробиологии большие прорывы.
Безусловно, поначалу в когнитивной нейробиологии было немного разделов, а студентов с подготовкой в этой области не было вовсе. Когнитивные нейробиологи и неврологи, люди, которые умели делать функциональную нейровизуализацию. Нейроученые должны были собраться вместе для взаимодействия, для разработки новых теорий когнитивной деятельности и поведения с учетом всего, что мы знаем о процессах, происходящих в мозге, но это характеризует состояние области уже в 1990-е годы.
Сейчас существует множество программ когнитивной нейробиологии, равно как и студентов, которые получили степень бакалавра, магистра или PhD в данной области. Есть множество современных исследователей, которые, возможно, считают себя психологами, нейроучеными или физиологами, но сейчас они могут использовать широкий спектр техник, которые позволяют им исследовать как поведение и когнитивную деятельность, так и процессы, происходящие в мозге. Современный когнитивный нейробиолог — это междисциплинарный специалист, но постепенно эта область становится самостоятельной наукой, так что вы можете просто сказать, что вы когнитивный нейробиолог и это ваша область исследований.
Современные исследования
В настоящий момент в когнитивной нейробиологии есть несколько интересных прорывов, которые показывают текущее направление исследований мозга и поведения. Один из таких примеров — область психического здоровья. На протяжении долгого времени в психиатрии и клинической психологии были определенные методы лечения и препараты, которые известны нам очень давно, и они каким-то образом работали, но механизмы того, как такое лечение меняет поведение и исправляет дисфункции когнитивной деятельности, мы толком не знали. В последнее время обозначилась тенденция к тому, чтобы попытаться понять эти механизмы как у здоровых людей с нормальным мышлением, так и у тех, у кого развились определенные психиатрические и неврологические расстройства. Тогда мы сможем понять, как психотерапия и фармакологическое вмешательство влияют на нейронные механизмы, которые мы хотим восстановить или привести в норму. Эта область психического здоровья постепенно становится самостоятельной наукой — скорее как одна из нейронаук, чем прикладная область вроде медицины. Это большая область, в которой сейчас есть хорошие прорывы.
С другой стороны, много прорывов, разумеется, происходит в молекулярной биологии. Сейчас мы можем с высокой точностью регистрировать и контролировать активность нейронов и синапсов в мозге, часто на животных моделях, а значит, можем исследовать нейронные механизмы когнитивной деятельности так, как не могли раньше. Таким образом, стало возможно, например, реактивировать нейроны мыши, которые были активными в определенной ситуации, и показать, как после этого она начинает думать, что снова попала в ту же ситуацию. Итак, в молекулярной биологии был совершен прорыв в исследованиях на микроскопическом уровне, который обеспечивает когнитивную деятельность. А с другой стороны, в нарушениях когнитивной деятельности становятся более понятны провоцирующие их нейронные и синаптические механизмы.
Думаю, будущее когнитивной нейробиологии состоит в том, чтобы оказать практическое влияние на методы лечения в психиатрии, на психическое здоровье и неврологию. В идеале понимание того, каковы нейронные механизмы нормальной когнитивной деятельности и что в них может начать работать неправильно, должно начать влиять на методы лечения. В течение следующих десяти лет, надеюсь, мы увидим комбинацию психотерапии, психиатрии и когнитивной нейробиологии, как мы видим взаимодействие между психологией, когнитивными науками и нейронауками в когнитивной нейробиологии. Возникновение этой области должно позволить нам понять механизмы, стоящие за лечением психических заболеваний, чтобы больше не полагаться вслепую на методы, которые как-то работают, но мы не знаем, как и почему.
Так началась когнитивная нейробиология. Приблизительно в конце 1960-х — начале 1970-х годов она стала областью знания и начала расширяться, а к 1990-м годам превратилась в крупную сферу исследований. Стало ясно, что почти всем разделам психологии необходимо иметь представление о взаимосвязи мозга и того вида когнитивной деятельности, который они изучали. Почти всем нейронаукам, которым была интересна биология нейронов, нужно было понимать, что конкретно они делают, как они образуют мозг и влияют на наше поведение и восприятие.
В середине 1990-х годов Университетский колледж Лондона принял решение создать первый в Великобритании Институт когнитивной нейробиологии. Люди, занимающиеся психологией, неврологией и нейронауками, объединились, чтобы понять, какие у них есть общие знания о том, как мозг работает и как он помогает нам в восприятии окружающего мира, мышлении и формировании памяти. Сейчас в когнитивной нейробиологии есть множество разделов. Например, нам интересно, как мы воспринимаем окружающий мир (то есть зрение, слух, осязание), а также как мы движемся — этим занимается моторная нейробиология. Кроме того, людям интересна высшая когнитивная деятельность: мышление, память, планирование, принятие решений и так далее. Всеми этими областями знания занимается и традиционная психология, но теперь людям стало интересно, как мозг обеспечивает все эти функции, и мы видим, что когнитивная нейробиология также начала заниматься всеми ранее перечисленными вопросами. Мы исследуем, как работа нейронов в зрительной коре представляет то, что мы видим (пионерами в этой области выступили Хьюбел и Визель в 1960-х годах). Развивается моторная нейробиология и понимание того, как активность нейронов, например, в моторной коре позволяет через спинной мозг контролировать сокращение мышц и движение. А между восприятием и действиями есть огромная область когнитивной деятельности, которая включает вопросы о том, как мы запоминаем прошедшие события и как они могут повлиять на наши дальнейшие действия, как мы думаем о будущем, что планируем делать. И это я еще не упомянул язык, который для людей является несомненно важной областью, хотя на животных его изучать немного сложнее. Во всех этих областях появилось целое поколение потрясающих идей и открытий.
Нейробиология как междисциплинарная наука
Сегодня в когнитивной нейробиологии мы видим специалистов, которые пришли в эту область не из обычной психологии, неврологии или биологии. Такие есть, но также встречаются люди, которые раньше изучали физику или инженерное дело, и с такой подготовкой им легче разрабатывать эксперименты или использовать новые, онлайн-технологии. Так что развитие технологий — это один из двигателей когнитивной нейробиологии и осознания того, что мозг — это ключ к пониманию многих аспектов поведения и когнитивной деятельности.
Мы видим это в самых разных областях. Например, в базовой нейронауке технологии молекулярной биологии и оптогенетика позволяют нам влиять на активность паттернов нейронов разных видов, наблюдать, как это сказывается на поведении, и фиксировать такую активность. В когнитивной нейробиологии мы разработали функциональную нейровизуализацию, которая позволила нам взглянуть на метаболическую активность и на то, как она меняется во всем мозге по мере того, как люди думают о разных вещах, что-то чувствуют или даже делают — если они не очень сильно при этом шевелят головой в сканере. С учетом этого технологического прорыва растет роль специалистов по теории вычислительных машин и систем, инженеров, физиков и так далее, и они приходят в эту область, чтобы извлечь из новых технологий максимум пользы, то есть позволить нам проводить новые эксперименты и, таким образом, дать всей этой области продолжить расширяться и совершать новые открытия. Совместная работа людей из разных отраслей знания позволила совершить в когнитивной нейробиологии большие прорывы.
Безусловно, поначалу в когнитивной нейробиологии было немного разделов, а студентов с подготовкой в этой области не было вовсе. Когнитивные нейробиологи и неврологи, люди, которые умели делать функциональную нейровизуализацию. Нейроученые должны были собраться вместе для взаимодействия, для разработки новых теорий когнитивной деятельности и поведения с учетом всего, что мы знаем о процессах, происходящих в мозге, но это характеризует состояние области уже в 1990-е годы.
Сейчас существует множество программ когнитивной нейробиологии, равно как и студентов, которые получили степень бакалавра, магистра или PhD в данной области. Есть множество современных исследователей, которые, возможно, считают себя психологами, нейроучеными или физиологами, но сейчас они могут использовать широкий спектр техник, которые позволяют им исследовать как поведение и когнитивную деятельность, так и процессы, происходящие в мозге. Современный когнитивный нейробиолог — это междисциплинарный специалист, но постепенно эта область становится самостоятельной наукой, так что вы можете просто сказать, что вы когнитивный нейробиолог и это ваша область исследований.
Современные исследования
В настоящий момент в когнитивной нейробиологии есть несколько интересных прорывов, которые показывают текущее направление исследований мозга и поведения. Один из таких примеров — область психического здоровья. На протяжении долгого времени в психиатрии и клинической психологии были определенные методы лечения и препараты, которые известны нам очень давно, и они каким-то образом работали, но механизмы того, как такое лечение меняет поведение и исправляет дисфункции когнитивной деятельности, мы толком не знали. В последнее время обозначилась тенденция к тому, чтобы попытаться понять эти механизмы как у здоровых людей с нормальным мышлением, так и у тех, у кого развились определенные психиатрические и неврологические расстройства. Тогда мы сможем понять, как психотерапия и фармакологическое вмешательство влияют на нейронные механизмы, которые мы хотим восстановить или привести в норму. Эта область психического здоровья постепенно становится самостоятельной наукой — скорее как одна из нейронаук, чем прикладная область вроде медицины. Это большая область, в которой сейчас есть хорошие прорывы.
С другой стороны, много прорывов, разумеется, происходит в молекулярной биологии. Сейчас мы можем с высокой точностью регистрировать и контролировать активность нейронов и синапсов в мозге, часто на животных моделях, а значит, можем исследовать нейронные механизмы когнитивной деятельности так, как не могли раньше. Таким образом, стало возможно, например, реактивировать нейроны мыши, которые были активными в определенной ситуации, и показать, как после этого она начинает думать, что снова попала в ту же ситуацию. Итак, в молекулярной биологии был совершен прорыв в исследованиях на микроскопическом уровне, который обеспечивает когнитивную деятельность. А с другой стороны, в нарушениях когнитивной деятельности становятся более понятны провоцирующие их нейронные и синаптические механизмы.
Думаю, будущее когнитивной нейробиологии состоит в том, чтобы оказать практическое влияние на методы лечения в психиатрии, на психическое здоровье и неврологию. В идеале понимание того, каковы нейронные механизмы нормальной когнитивной деятельности и что в них может начать работать неправильно, должно начать влиять на методы лечения. В течение следующих десяти лет, надеюсь, мы увидим комбинацию психотерапии, психиатрии и когнитивной нейробиологии, как мы видим взаимодействие между психологией, когнитивными науками и нейронауками в когнитивной нейробиологии. Возникновение этой области должно позволить нам понять механизмы, стоящие за лечением психических заболеваний, чтобы больше не полагаться вслепую на методы, которые как-то работают, но мы не знаем, как и почему.
"Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других." Вольтер
- Radugnyi
- Психолог
- Сообщения: 31199
- Зарегистрирован: 28 апр 2015, 11:19
- Репутация: 14266
- Откуда: СССР
Re: Общая психология
Теория обмена (exchange theory)
Т. о. представляет собой главное направление теоретической работы в социологии и социальной психологии, подчеркивающее важность взаимосвязи между вознаграждениями и затратами членов группы в формировании паттернов их социального взаимодействия и их психологического реагирования друг на друга.
Т. о. предполагают, что основу социальной жизни составляют вознаграждения (rewards) и затраты (costs), которые опосредуют отношения людей друг с другом. Считается, что различия в характере и типах этой взаимосвязи ответственны за такие феномены как социальный статус, социальное влияние, групповая сплоченность, соперничество/сотрудничество и выработка социальных норм.
Наиболее разработанные теории социальных обменов были предложены Тибо и Келли, Хомансом и Блау. Все теории социальных обменов включают аналогию между экономическими отношениями и другими видами социальных отношений. Считается, что обмен может происходить в ситуации, где каждый из участников располагает возможностью осуществлять контроль за благами, представляющими ценность для других, и каждый из участников ценит, по крайней мере, некоторые из тех благ, которые контролируют другие, выше чем, по крайней мере, некоторые из тех благ, которые контролирует он сам. Такими благами могут быть любые продукты, действия или условия, которые ценятся людьми. Следовательно, люди могут обменивать услуги на приязненное расположение, товары на услугу, и т. д.
По сути, в этих теориях утверждается, что сама основа социальной жизни — ее существование и характер — состоит в такого рода обменах. Теория Хоманса оперирует такими терминами, заимствованными из языка поведенческой психологии Скиннера, как частота и ценность вознаграждения, насыщение и угашение. Однако, эта теория фокусируется на принципах достижения равновесия (concepts of equilibration) при обмене в попытке объяснения социального взаимодействия в малых группах.
Например, большая конформность членов группы со средним статусом по сравнению с ее высокостатусными членами объясняется с т. зр. конформности, предоставляемой членами группы со средним статусом в оплату за более ценимую ими компетентность и материальное благополучие членов группы с высоким статусом. В дополнение к этому, сам этот высокий статус присваивается низкостатусными членами группы ее высокостатусным членам как часть обмена за ценные ресурсы, контролируемые обладателями более высокого статуса.
Хоманс также использует понятие ожидания (expectancy), и его специфическую нормативную форму, известную под названием принципа распределительной (дистрибутивной) справедливости, в качестве важного объяснительного понятия. Согласно принципу распределительной справедливости участники обмена должны получать вознаграждения пропорционально их затратам и вложениям.
Теория Блау имеет много общего с теорией Хоманса. Однако, Блау более открыто, чем Хоманс, использует экономические понятия, такие как кривые безразличия. Блау также делает гораздо более выраженный акцент на понятии власти, определяемом им как контроль над негативными санкциями, включающие отказ в вознаграждении. При этом Блау рассматривал социальное влияние как дополнительно воздействующее через нормативное обязательство. Основным предметом интереса Блау являлись истоки появляющейся социальной структуры, которые прослеживаются в паттернах социального обмена в малых группах.
Тибо и Келли в своих теоретических формулировках обращаются к языку группового решения проблем, хотя многие из их предположений являются общими с принципами подкрепления, сформулированными в поведенческой психологии. Наиболее подробному анализу были подвергнуты группы из двух членов или диады. С этой целью они широко использовали матрицы вознаграждений и затрат (reward-cost matrices), которые ведут свое происхождение от теории игр. Было также разработано несколько индексов взаимозависимости сторон. Тибо и Келли определяли власть индивидуума во взаимоотношениях как его способность влиять на результативное соотношение вознаграждений и затрат другой стороны путем изменения своего собственного поведения. Они проводили различие между двумя формами власти. Абсолютный контроль (fate control) определялся как способность индивидуума непосредственно влиять на результаты другого путем одностороннего выбора своего собственного поведения. Индивидуум, который обладает неким ценным предметом или услугой и может выбирать, предоставлять их другому или нет, обладает этим типом власти. Когда каждая из обеих сторон обладает этим типом власти, возникают условия для социального обмена.
Второй тип власти, поведенческий контроль (behavioral control), не обязательно предполагает обмен. Индивидуум контролирует поведение другого индивидуума, когда он может изменять для него сравнительную привлекательность его действий путем изменения своего собственного поведения. Например, если два человека собираются пройти одновременно с разных сторон через узкую дверь, каждый будет влиять на привлекательность выбора другого путем своего собственного выбора. Если первый намеревается пройти по правой стороне, он тем самым повышает для второго привлекательность выбора другой стороны. Многие ситуации, связанные с сотрудничеством, носят такой характер, при котором именно специфическая комбинация выборов (т. е., координации), осуществляемых сторонами, имеет решающее значение в определении полезности результатов для обеих сторон.
В своих последующих работах Тибо и Келли ввели также понятие рефлексивного контроля (reflexive control), который связан с тем, в какой степени индивидуум может односторонне влиять на свои собственные результаты во взаимоотношениях через выбираемое им поведение. Любые социальные взаимодействия в любой данный момент времени могут включать любую или все эти формы контроля. На основе анализа имеющейся комбинации форм власти в конкретной ситуации можно строить прогнозы (и давать рекомендации) в отношении наиболее вероятного направления развития социального взаимодействия. Взаимоотношения, характеризующиеся преимущественно взаимным абсолютным контролем, вероятнее всего приведут к обмену; однако, в случае обоюдного поведенческого контроля мы не можем прогнозировать обмен без дополнительного учета степени соответствия исходов в матрице. Это соответствие указывает на степень, в которой стороны сходятся в упорядочении предпочтений клеток — комбинаций поведения — в данной матрице. В той степени, в которой они сходятся, существует соответствие исходов (общность интересов) — и возможность достижения координации. В той степени, в которой они расходятся, существует несоответствие исходов (конфликт интересов) — и возможность социального конфликта.
Поначалу система анализа Тибо и Келли применялась в ситуациях диадических взаимоотношениях. В дальнейшем, те же самые принципы были использованы и при анализе более крупных групп с целью иллюстрации таких феноменов, как формирование коалиций, статус и ролевая дифференциация в группах. Однако такой анализ не проводился в отношении более крупных общественных структур, являвшихся предметом интереса Блау. Эти теории предполагают сводимость всех ценимых предметов потребления, событий и ситуаций к единой доходно-затратной шкале благоприятности (полезности) исхода. Однако, в некоторых других подходах к обмену утверждается, что конкретный характер исхода также будет влиять на характер обмена. Фоу и Фоу предложили классифицировать вознаграждения в зависимости от их конкретности—абстрактности и ситуационной специфичности, считая, что исходы, значительно различающиеся по этим измерениям, не будут обмениваться. Например, любовь будет обмениваться на любовь, а не на деньги.
Источник: https://gufo.me/dict/psychology_encyclo ... ge_theory)
Т. о. представляет собой главное направление теоретической работы в социологии и социальной психологии, подчеркивающее важность взаимосвязи между вознаграждениями и затратами членов группы в формировании паттернов их социального взаимодействия и их психологического реагирования друг на друга.
Т. о. предполагают, что основу социальной жизни составляют вознаграждения (rewards) и затраты (costs), которые опосредуют отношения людей друг с другом. Считается, что различия в характере и типах этой взаимосвязи ответственны за такие феномены как социальный статус, социальное влияние, групповая сплоченность, соперничество/сотрудничество и выработка социальных норм.
Наиболее разработанные теории социальных обменов были предложены Тибо и Келли, Хомансом и Блау. Все теории социальных обменов включают аналогию между экономическими отношениями и другими видами социальных отношений. Считается, что обмен может происходить в ситуации, где каждый из участников располагает возможностью осуществлять контроль за благами, представляющими ценность для других, и каждый из участников ценит, по крайней мере, некоторые из тех благ, которые контролируют другие, выше чем, по крайней мере, некоторые из тех благ, которые контролирует он сам. Такими благами могут быть любые продукты, действия или условия, которые ценятся людьми. Следовательно, люди могут обменивать услуги на приязненное расположение, товары на услугу, и т. д.
По сути, в этих теориях утверждается, что сама основа социальной жизни — ее существование и характер — состоит в такого рода обменах. Теория Хоманса оперирует такими терминами, заимствованными из языка поведенческой психологии Скиннера, как частота и ценность вознаграждения, насыщение и угашение. Однако, эта теория фокусируется на принципах достижения равновесия (concepts of equilibration) при обмене в попытке объяснения социального взаимодействия в малых группах.
Например, большая конформность членов группы со средним статусом по сравнению с ее высокостатусными членами объясняется с т. зр. конформности, предоставляемой членами группы со средним статусом в оплату за более ценимую ими компетентность и материальное благополучие членов группы с высоким статусом. В дополнение к этому, сам этот высокий статус присваивается низкостатусными членами группы ее высокостатусным членам как часть обмена за ценные ресурсы, контролируемые обладателями более высокого статуса.
Хоманс также использует понятие ожидания (expectancy), и его специфическую нормативную форму, известную под названием принципа распределительной (дистрибутивной) справедливости, в качестве важного объяснительного понятия. Согласно принципу распределительной справедливости участники обмена должны получать вознаграждения пропорционально их затратам и вложениям.
Теория Блау имеет много общего с теорией Хоманса. Однако, Блау более открыто, чем Хоманс, использует экономические понятия, такие как кривые безразличия. Блау также делает гораздо более выраженный акцент на понятии власти, определяемом им как контроль над негативными санкциями, включающие отказ в вознаграждении. При этом Блау рассматривал социальное влияние как дополнительно воздействующее через нормативное обязательство. Основным предметом интереса Блау являлись истоки появляющейся социальной структуры, которые прослеживаются в паттернах социального обмена в малых группах.
Тибо и Келли в своих теоретических формулировках обращаются к языку группового решения проблем, хотя многие из их предположений являются общими с принципами подкрепления, сформулированными в поведенческой психологии. Наиболее подробному анализу были подвергнуты группы из двух членов или диады. С этой целью они широко использовали матрицы вознаграждений и затрат (reward-cost matrices), которые ведут свое происхождение от теории игр. Было также разработано несколько индексов взаимозависимости сторон. Тибо и Келли определяли власть индивидуума во взаимоотношениях как его способность влиять на результативное соотношение вознаграждений и затрат другой стороны путем изменения своего собственного поведения. Они проводили различие между двумя формами власти. Абсолютный контроль (fate control) определялся как способность индивидуума непосредственно влиять на результаты другого путем одностороннего выбора своего собственного поведения. Индивидуум, который обладает неким ценным предметом или услугой и может выбирать, предоставлять их другому или нет, обладает этим типом власти. Когда каждая из обеих сторон обладает этим типом власти, возникают условия для социального обмена.
Второй тип власти, поведенческий контроль (behavioral control), не обязательно предполагает обмен. Индивидуум контролирует поведение другого индивидуума, когда он может изменять для него сравнительную привлекательность его действий путем изменения своего собственного поведения. Например, если два человека собираются пройти одновременно с разных сторон через узкую дверь, каждый будет влиять на привлекательность выбора другого путем своего собственного выбора. Если первый намеревается пройти по правой стороне, он тем самым повышает для второго привлекательность выбора другой стороны. Многие ситуации, связанные с сотрудничеством, носят такой характер, при котором именно специфическая комбинация выборов (т. е., координации), осуществляемых сторонами, имеет решающее значение в определении полезности результатов для обеих сторон.
В своих последующих работах Тибо и Келли ввели также понятие рефлексивного контроля (reflexive control), который связан с тем, в какой степени индивидуум может односторонне влиять на свои собственные результаты во взаимоотношениях через выбираемое им поведение. Любые социальные взаимодействия в любой данный момент времени могут включать любую или все эти формы контроля. На основе анализа имеющейся комбинации форм власти в конкретной ситуации можно строить прогнозы (и давать рекомендации) в отношении наиболее вероятного направления развития социального взаимодействия. Взаимоотношения, характеризующиеся преимущественно взаимным абсолютным контролем, вероятнее всего приведут к обмену; однако, в случае обоюдного поведенческого контроля мы не можем прогнозировать обмен без дополнительного учета степени соответствия исходов в матрице. Это соответствие указывает на степень, в которой стороны сходятся в упорядочении предпочтений клеток — комбинаций поведения — в данной матрице. В той степени, в которой они сходятся, существует соответствие исходов (общность интересов) — и возможность достижения координации. В той степени, в которой они расходятся, существует несоответствие исходов (конфликт интересов) — и возможность социального конфликта.
Поначалу система анализа Тибо и Келли применялась в ситуациях диадических взаимоотношениях. В дальнейшем, те же самые принципы были использованы и при анализе более крупных групп с целью иллюстрации таких феноменов, как формирование коалиций, статус и ролевая дифференциация в группах. Однако такой анализ не проводился в отношении более крупных общественных структур, являвшихся предметом интереса Блау. Эти теории предполагают сводимость всех ценимых предметов потребления, событий и ситуаций к единой доходно-затратной шкале благоприятности (полезности) исхода. Однако, в некоторых других подходах к обмену утверждается, что конкретный характер исхода также будет влиять на характер обмена. Фоу и Фоу предложили классифицировать вознаграждения в зависимости от их конкретности—абстрактности и ситуационной специфичности, считая, что исходы, значительно различающиеся по этим измерениям, не будут обмениваться. Например, любовь будет обмениваться на любовь, а не на деньги.
Источник: https://gufo.me/dict/psychology_encyclo ... ge_theory)
"Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других." Вольтер
- Radugnyi
- Психолог
- Сообщения: 31199
- Зарегистрирован: 28 апр 2015, 11:19
- Репутация: 14266
- Откуда: СССР
Re: Общая психология
Ваш нос знает больше, чем думали ученые.
Вы, вероятно, слышали, что обоняние не так уж важно. В конце концов, по сравнению с собакой или даже мышью, обонятельная система человека занимает не так уж много места. А когда вы в последний раз нюхали землю вместе со своим собачьим компаньоном? В обзоре, опубликованном в журнале Science, нейробиолог Джон Макганн из Университета Ратгерса в Нью-Брансуике, штат Нью-Джерси, утверждает, что миф о несущественном носе — это огромная ошибка, из-за которой ученые пренебрегают исследованиями важнейшей и загадочной части нашего разума. Science связался с МакГанном, чтобы узнать больше о том, почему он считает, что наши носы знают больше, чем мы думаем. Обратите внимание, что интервью вышло до пандемии КОВИДа-19.
Многие из нас полагают, что наше обоняние почти беспомощно, особенно по сравнению с другими животными. Откуда взялась эта идея?
Я проследил эту историю до анатомиста и антрополога 19 века Поля Брока, который заинтересовался сравнением мозгов различных животных. По сравнению с обонятельными луковицами, остальная часть человеческого мозга очень большая. Поэтому если смотреть на целые мозги, то луковицы выглядят как крошечные второстепенные детали, но если смотреть на мышь или крысу, то их обонятельная луковица кажется довольно большой. Можно почти простить Брока за то, что он думал, что для человека обонятельные луковицы не имеют значения, потому что они выглядят такими сравнительно маленькими.
Брока считал, что ключевой составляющей свободы воли является отсутствие принуждения к действиям со стороны запахов. Он считал, что запах — это почти грязная, животная вещь, которая принуждает к поведению. Запах заставляет животных заниматься сексом друг с другом. Поэтому он отнес людей к категории, не обоняющих – не потому, что они не могут чувствовать запахи, а потому, что у нас есть свобода воли и мы можем решать, как реагировать на запахи. Эта идея была подхвачена Зигмундом Фрейдом, который рассматривал обоняние как животное, которое должно быть оставлено, когда человек становится взрослым и рациональным. Так в психологии, философии и антропологии появились все эти различные пути, ведущие к предположению, что у человека нет хорошего обоняния.
Итак, какие доказательства должны заставить нас поставить под сомнение эти ранние предположения?
Уникальное исследование, проведенное несколько лет назад, подсчитало, что мы можем различать триллион различных запахов. В другом исследовании в Калифорнийском университете Беркли, ученые проложили тропу из запахов на поле. Затем они завязали глаза студентам и дали им наушники, чтобы они не могли использовать никакие другие органы чувств, кроме обоняния. Они обнаружили, что студенты вполне способны идти по следу запаха, проложенному в поле. В исследовании не проводились соревнования между людьми и собаками. Я думаю, собаки могли бы победить, но все же в зависимости от запаха. Главное, что это исследование показывает, что пределы человеческого обоняния еще не изучены.
Что люди хорошо чувствуют по запаху?
Если вы исследуете обычные запахи, которые могут быть даже очень похожи друг на друга, вы заметите, что люди будут наиболее чувствительны к одному, а собаки — к другому. Это необъяснимо без дополнительных данных. Но есть одна работа, в которой показан компонент запаха человеческой крови, к которому люди очень чувствительны.
Кровь? Но я никогда не замечал за собой способности чувствовать запах крови. Говорит ли это нам что-нибудь о том, что обоняние работает иначе, чем другие органы чувств?
Каждое чувство уникально и имеет свои особенности, ошибки и особенности в человеческом мозге. Одна из особенностей обоняния заключается в том, что обонятельная информация не проходит через «коммутатор», называемый таламусом, на пути к другим «думающим» областям мозга. Она поступает из носа в обонятельную луковицу, а оттуда непосредственно в обонятельную мозга, а также в такие места, как миндалина и гиппокампальная формация, которые участвуют в эмоциях и памяти. Очень часто запахи вызывают сильные воспоминания. Есть предположение, что это может быть связано с подключением различных отделом мозга.
Другой фактор заключается в том, что природа запаха очень синтетическая. Большинство запахов в реальном мире — это смеси множества химических веществ. Чашка кофе содержит около 150 различных химических веществ… которые вы можете почувствовать. Но у вас нет 150 измерений восприятия — вы просто чувствуете запах кофе. Вы не можете думать о нем или обозначить его так же легко, как вы можете описать чашку, в которой находится кофе, или музыку, которая играет на заднем плане.
Итак, если мы не осознаем свое обоняние так, как осознаем свое зрение, почему оно должно нас волновать?
Многие люди теряют обоняние, и они действительно чувствуют это. Появляется все больше доказательств того, что потеря обоняния влияет на общее психологическое благополучие. Существуют некоторые ассоциации с депрессией и изменением чувства привязанности к другим людям. Но когда вы приходите к врачу и говорите: «Я потерял обоняние», врач обычно пожимает плечами и говорит: «Это очень плохо». На самом деле с этим мало что можно сделать, и нет большого понимания того, что является причиной этого.
Теперь, когда мы ведем эту беседу, как вы думаете, изменится ли заблуждение о том, что люди плохо чувствуют запахи?
Оно просуществовало 150 лет. Частично это связано с тем, что, если что-то попадает в учебники, его очень трудно вывести обратно.
Вы, вероятно, слышали, что обоняние не так уж важно. В конце концов, по сравнению с собакой или даже мышью, обонятельная система человека занимает не так уж много места. А когда вы в последний раз нюхали землю вместе со своим собачьим компаньоном? В обзоре, опубликованном в журнале Science, нейробиолог Джон Макганн из Университета Ратгерса в Нью-Брансуике, штат Нью-Джерси, утверждает, что миф о несущественном носе — это огромная ошибка, из-за которой ученые пренебрегают исследованиями важнейшей и загадочной части нашего разума. Science связался с МакГанном, чтобы узнать больше о том, почему он считает, что наши носы знают больше, чем мы думаем. Обратите внимание, что интервью вышло до пандемии КОВИДа-19.
Многие из нас полагают, что наше обоняние почти беспомощно, особенно по сравнению с другими животными. Откуда взялась эта идея?
Я проследил эту историю до анатомиста и антрополога 19 века Поля Брока, который заинтересовался сравнением мозгов различных животных. По сравнению с обонятельными луковицами, остальная часть человеческого мозга очень большая. Поэтому если смотреть на целые мозги, то луковицы выглядят как крошечные второстепенные детали, но если смотреть на мышь или крысу, то их обонятельная луковица кажется довольно большой. Можно почти простить Брока за то, что он думал, что для человека обонятельные луковицы не имеют значения, потому что они выглядят такими сравнительно маленькими.
Брока считал, что ключевой составляющей свободы воли является отсутствие принуждения к действиям со стороны запахов. Он считал, что запах — это почти грязная, животная вещь, которая принуждает к поведению. Запах заставляет животных заниматься сексом друг с другом. Поэтому он отнес людей к категории, не обоняющих – не потому, что они не могут чувствовать запахи, а потому, что у нас есть свобода воли и мы можем решать, как реагировать на запахи. Эта идея была подхвачена Зигмундом Фрейдом, который рассматривал обоняние как животное, которое должно быть оставлено, когда человек становится взрослым и рациональным. Так в психологии, философии и антропологии появились все эти различные пути, ведущие к предположению, что у человека нет хорошего обоняния.
Итак, какие доказательства должны заставить нас поставить под сомнение эти ранние предположения?
Уникальное исследование, проведенное несколько лет назад, подсчитало, что мы можем различать триллион различных запахов. В другом исследовании в Калифорнийском университете Беркли, ученые проложили тропу из запахов на поле. Затем они завязали глаза студентам и дали им наушники, чтобы они не могли использовать никакие другие органы чувств, кроме обоняния. Они обнаружили, что студенты вполне способны идти по следу запаха, проложенному в поле. В исследовании не проводились соревнования между людьми и собаками. Я думаю, собаки могли бы победить, но все же в зависимости от запаха. Главное, что это исследование показывает, что пределы человеческого обоняния еще не изучены.
Что люди хорошо чувствуют по запаху?
Если вы исследуете обычные запахи, которые могут быть даже очень похожи друг на друга, вы заметите, что люди будут наиболее чувствительны к одному, а собаки — к другому. Это необъяснимо без дополнительных данных. Но есть одна работа, в которой показан компонент запаха человеческой крови, к которому люди очень чувствительны.
Кровь? Но я никогда не замечал за собой способности чувствовать запах крови. Говорит ли это нам что-нибудь о том, что обоняние работает иначе, чем другие органы чувств?
Каждое чувство уникально и имеет свои особенности, ошибки и особенности в человеческом мозге. Одна из особенностей обоняния заключается в том, что обонятельная информация не проходит через «коммутатор», называемый таламусом, на пути к другим «думающим» областям мозга. Она поступает из носа в обонятельную луковицу, а оттуда непосредственно в обонятельную мозга, а также в такие места, как миндалина и гиппокампальная формация, которые участвуют в эмоциях и памяти. Очень часто запахи вызывают сильные воспоминания. Есть предположение, что это может быть связано с подключением различных отделом мозга.
Другой фактор заключается в том, что природа запаха очень синтетическая. Большинство запахов в реальном мире — это смеси множества химических веществ. Чашка кофе содержит около 150 различных химических веществ… которые вы можете почувствовать. Но у вас нет 150 измерений восприятия — вы просто чувствуете запах кофе. Вы не можете думать о нем или обозначить его так же легко, как вы можете описать чашку, в которой находится кофе, или музыку, которая играет на заднем плане.
Итак, если мы не осознаем свое обоняние так, как осознаем свое зрение, почему оно должно нас волновать?
Многие люди теряют обоняние, и они действительно чувствуют это. Появляется все больше доказательств того, что потеря обоняния влияет на общее психологическое благополучие. Существуют некоторые ассоциации с депрессией и изменением чувства привязанности к другим людям. Но когда вы приходите к врачу и говорите: «Я потерял обоняние», врач обычно пожимает плечами и говорит: «Это очень плохо». На самом деле с этим мало что можно сделать, и нет большого понимания того, что является причиной этого.
Теперь, когда мы ведем эту беседу, как вы думаете, изменится ли заблуждение о том, что люди плохо чувствуют запахи?
Оно просуществовало 150 лет. Частично это связано с тем, что, если что-то попадает в учебники, его очень трудно вывести обратно.
"Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других." Вольтер
-
- Собеседник
- Сообщения: 1256
- Зарегистрирован: 16 июл 2017, 18:34
- Репутация: 690
- Откуда: Пушкино
Re: Общая психология
Не совсем в тему.
https://emosurff.com/post/5455?utm_sour ... p_tag_id=1
«Да» и «нет» весят одинаково
"
«Подвезти тебя до автовокзала?» — спросила Хайди, пожилая швейцарка, подруга нашей семьи. Я собиралась в город с ее дачи, идти пешком до остановки километра 3-4, а потом ещё неизвестно сколько ждать маршрутку, а от автовокзала ходит много транспорта в город, да и гулять мне не очень хотелось.
Я хотела сказать: «Да, подвези, пожалуйста», — но в этом случае Хайди придётся переодеваться из дачных штанов, открывать ворота, выгонять машину из сада, тратить время и везти меня. И мне от этого жутко неловко, поэтому я начинаю мямлить что-то вроде: «Да нет, не надо, я пройдусь наверно…» Хайди чувствует противоречие между тем, что я говорю, и тем, чего мне хочется, и, немного раздражаясь, спрашивает ещё раз: «Так, может, всё-таки подвезти?»
Я снова отнекиваюсь, пытаясь быть вежливой, мол, не хочу утруждать.
И тут Хайди преподаёт мне урок, который выручает меня вот уже 10 лет.
«Знаешь, у нас в Швейцарии говорят: «Да» и «нет» весят одинаково. Если я предлагаю тебя подвезти, то мне всё равно, скажешь ты «да» или «нет». Я готова к любому твоему ответу, мне не трудно прокатиться с тобой до автовокзала, так же, как легко — остаться дома. Но ты придумываешь, будто один из вариантов мне удобнее другого, и выбираешь его, хотя это не то, что удобно тебе. В России так часто делают. Но я хочу, чтобы ты понимала, если бы мне не хотелось тебя везти, я бы ничего не предложила. Если тебе дают выбор,...."
https://emosurff.com/post/5455?utm_sour ... p_tag_id=1
«Да» и «нет» весят одинаково
"
«Подвезти тебя до автовокзала?» — спросила Хайди, пожилая швейцарка, подруга нашей семьи. Я собиралась в город с ее дачи, идти пешком до остановки километра 3-4, а потом ещё неизвестно сколько ждать маршрутку, а от автовокзала ходит много транспорта в город, да и гулять мне не очень хотелось.
Я хотела сказать: «Да, подвези, пожалуйста», — но в этом случае Хайди придётся переодеваться из дачных штанов, открывать ворота, выгонять машину из сада, тратить время и везти меня. И мне от этого жутко неловко, поэтому я начинаю мямлить что-то вроде: «Да нет, не надо, я пройдусь наверно…» Хайди чувствует противоречие между тем, что я говорю, и тем, чего мне хочется, и, немного раздражаясь, спрашивает ещё раз: «Так, может, всё-таки подвезти?»
Я снова отнекиваюсь, пытаясь быть вежливой, мол, не хочу утруждать.
И тут Хайди преподаёт мне урок, который выручает меня вот уже 10 лет.
«Знаешь, у нас в Швейцарии говорят: «Да» и «нет» весят одинаково. Если я предлагаю тебя подвезти, то мне всё равно, скажешь ты «да» или «нет». Я готова к любому твоему ответу, мне не трудно прокатиться с тобой до автовокзала, так же, как легко — остаться дома. Но ты придумываешь, будто один из вариантов мне удобнее другого, и выбираешь его, хотя это не то, что удобно тебе. В России так часто делают. Но я хочу, чтобы ты понимала, если бы мне не хотелось тебя везти, я бы ничего не предложила. Если тебе дают выбор,...."